Бессмертный полк (Заволжье)

Автор MAXX, 27 января 2016, 21:20:50

« назад - далее »

MAXX

Предлагаю в данной теме размещать информацию о ветеранах Великой Отечественной войны, наших земляках. С каждым годом в живых их остается все меньше и меньше. Эти люди достойны, чтобы о них знали и помнили.
Давайте создадим нашу - заволжскую, городецкую Книгу памяти. И эти герои будут с нами всегда, а не только в День Великой Победы!

Начну тему с рассказа о своем деде. Присоединяйтесь, участники!

Линяев Василий Андреевич.
06.03.1919 - 28.11.1998
Член КПСС с 1946 г.

ВУС – моторист.
Поступил в Кронштадтскую электромеханическую школу курсантом в октябре 1939 года.  В июне 1940 г. завершил обучение и был направлен на эскадренный миноносец «Энгельс» мотористом-дизелистом. В Великой Отечественной войне  участвовал с первых дней на эсминце «Энгельс» в должности моториста-дизелиста.
Эсминец «Энгельс» с начала Великой Отечественной войны находился в порте Таллин. Позже участововал в минировании с другими эсминцами в Ирбенском заливе, где ставил минное заграждение. В конце июня 1941 года произвел буксировку эсминца "Сторожевой", который после атаки немецких торпедных катеров был сильно поврежден.
07.08.41 на рейде Рохукюла «Энгельс» стоял у борта нефтеналивной баржи «Спиноза» и принимал топливо. 18-50 сигнальщики корабля обнаружили три «юнкерса», летящие на большой высоте. На корабле объявили боевую тревогу и стали выбирать якорь. Самолеты, зайдя на корабли со стороны солнца, начали пикировать поодиночке: два с правого и один с левого борта. Командир корабля отдал команду машинному отделению: «Скорость 12 узлов!» И почти сразу две 250-килограммовые бомбы, сброшенные фашистскими пикировщиками, упали за кормой на расстоянии 10 м от корабля, а одна — вблизи борта, отчего корабль сильно встряхнуло, раздался скрежет металла, мостик вместе с полубаком резко пошел вниз. Она-то и нанесла ему значительные повреждения. Четвертая бомба угодила в корму баржи «Спиноза». Баржа стала тонуть, на ее борту было много раненых. Сбросив бомбы, самолеты ушли на юг. Приняв раненых со «Спинозы», корабль отошел на рейд и стал на якорь для детального осмотра повреждений. Корпус между машинным и котельным отделениями оказался переломленным, вышла из строя правая турбина, кормовые орудия сместились с фундамента, были повреждены машинный телеграф, привод рулевой машины и магнитные компасы. Потерь в личном составе эскадренный миноносец не имел. Своим ходом корабль пришел в Таллин и встал в док. Дни и ночи работали рабочие судоремонтного завода и команда, чтобы быстрее ввести в строй корабль.
18.08.41 ремонт корабля был закончен. Он стал готовиться к переходу в Кронштадт. 24.08.41 в 10-00 вышел в составе отряда для конвоирования караван судов, состоящего из 5-ти танкеров, гидрографического судна и ледокола из Таллина в Кронштадт. В 17-04 по курсу каравана были обнаружены три плавающие гальваноударные мины. Теплоход «Андрей Жданов», следовавший впереди «Энгельса», благополучно обогнул их, а когда «Энгельс» стал описывать циркуляцию вправо, под его кормой взорвалась мина. Силой взрыва семь человек сбросило с верхней палубы за борт. Корабль потерял ход, вышло из строя управление рулем, его сносило ветром на плавающие мины, которые остались на его левом траверзе на расстоянии 40-50 м. Срочно отдали левый якорь. Дрейф корабля прекратился. Экипаж начал борьбу за живучесть корабля. К месту катастрофы подошел катер «МО-201″, который подобрал людей, сброшенных в воду взрывом, а затем снял с корабля раненых и секретные документы. Через 10 мин после взрыва корма корабля погрузилась в воду, верхнюю палубу затопило до третьей пушки. Командир корабля подал с мостика команду: «Приготовиться к эвакуации. Командиру минно-торпедной боевой части заложить подрывные патроны в первый артиллерийский погреб» . В 17-30 ледокол взял аварийный корабль на буксир, но через 4 мин под корпусом корабля в районе кормового мостика взорвалась вторая мина, и почти одновременно сдетонировал боезапас артиллерийского погреба. Взрыв страшной силы потряс корабль, его подводную часть от кормы до первой машины разорвало. Оба машинных отделения и четвертое котельное отделение начали заполняться водой. Вырвало грот-мачту, при взрыве высоко в воздух взлетела третья пушка и обломки корабля. Командир приказал личному составу перейти на подошедший к борту тральщик «ТЩ-45″. Последним с палубы эсминца «Энгельс» сошли старший помощник командира и командир. Перейдя на тральщик, капитан 3 ранга В.П. Васильев передал на ледокол семафор «отдать буксир на эсминец». Что незамедлительно было сделано и почти сразу после этого эсминец «Энгельс» ушел под воду носом вверх с креном на левый борт (источник - http://www.bgudkov.ru/?page_id=6435).
С августа 1941 года Линяев Василий Андреевич в должности ручного пулеметчика участвовал в боях в составе 6-й отдельной бригады морской пехоты. Эта бригада была сформирована в Кронштадте за счёт личного состава Балтийского флота по решению Военного Совета Ленинградского фронта от 12 сентября 1941 года и 16 сентября погружена на самоходные баржи для следования в Ленинград.
По распоряжению штаба Ленинградского фронта весь флотский командный состав — от командира бригады до командира взвода — был заменен армейскими командирами. Бригаду принял полковник Ф. Е. Петров. С 28 октября 1941 года по 1 ноября 1941 года переброшена судами Ладожской флотилии на восточный берег Ладожского озера в район мыса Песоцкий.
2 ноября 1941 года бригада двумя батальонами заняла позиции у деревень Заречье и Замошье в 30-35 километрах к югу от Волхова, а 2-й батальон, временно переданный 4-й армии - на противоположном берегу Волхова. Ведя бои под Волховым, отступая к городу, понесла тяжёлые потери. Была пополнена 600 матросами из Ленинграда, переброшенными самолётами. В составе 54-й армии участвовала в разгроме немецких войск в районе Волхова. В наступательных боях бригада захватила 29 орудий, 86 автомобилей, 8 танков и другую технику противника.
7 ноября 1941 года Линяев Василий Андреевич был тяжело ранен в ногу, был направлен в госпиталь на излечение, 25 апреля 1942 года уволен в запас по болезни в звании «старшина 2 статьи».
В мирное время дед работал на восстановлении народного хозяйства в г. Горьком, в г. Свердловске. Долгое время работал на Заволжском моторном заводе в отделе главного механика инженером-конструктором, являлся одним из лучших рационализаторов завода. 
Награжден орденом Отечественной войны II степени и рядом других наград.

MAXX

#1
Очень много информации может дать учетно-послужная карточка к военнику или сам военник. Это поколение в большинстве своем не любило рассказывать о войне, да нам, собственно, тогда и в голову не приходило выспрашивать подробности.

MAXX

#2
Что-то никто не хочет рассказать о своих героях.
А мы вот чисто случайно нашли своего родственника - прадеда жены, который числился пропавшим без вести.
Гурьянов Василий Михайлович. Год рождения 1898.
Гвардии старший сержант, командир телефонного отделения в составе 109 гвардейского стрелкового полка 37 гвардейской стрелковой дивизии.
До войны служил в народной милиции.
Призван Богородским РВК из с. Ивановское, в 1941 году. В военных действиях участвовал с февраля 1943 года на Центральном фронте, с января 1944 года - на Белорусском фронте.
Удостоен награды "Орден Отечественной войны II степени" посмертно.

37-я гвардейская стрелковая Речицкая дважды Краснознамённая орденов Суворова, Кутузова 1-й степени и Богдана Хмельницкого дивизия была сформирована в августе 1942 года на базе 1-го воздушно-десантного корпуса , 109 гвардейский стрелковый полк - на базе 1-й воздушно-десантной бригады 1-го воздушно-десантного корпуса. Принимала участие в кровопролитных боях за освобождение Сталинграда, в боях в районе Сталинградского тракторного завода погибла практически полностью, остатки соединения были сведены в отряд, который тоже почти полностью был уничтожен. Потери дивизии составили 95 % от личного состава. Была выведена на переформирование в конце 1942 года.

13 февраля 1943 года  дивизия была поднята по тревоге и прибыла на северную часть Курской дуги. 26 февраля втянулась в наступательные бои, из района Андросово, Хлынино, Зорино наносила удар по противнику в направлении: Веретенино, Сбородное, Каменец, Расторог и далее на Гладкое, Карпеевский. Наступательные бои, продолжавшиеся в течение марта 1943 года оказались малоуспешными. В этих боях Василий Михайлович был ранен.
23.04.1943 дивизия выведена в резерв в район деревень Лубашево, Гавриловка, Красная Поляна.
В конце мая 1943 года дивизия заняла оборону в районе деревни Лубошево (Курская область).
В оборонительной части Курской битвы дивизия не участвовала, поскольку не находилась в полосе главного удара. Перешла в наступление с занимаемых позиций только 07.08.1943, прорывает оборону противника и ведёт бои за Дмитровск-Орловский, потеряв только за 5 дней боёв 512 человек убитыми и 1996 человек раненными.
Осенью 1943 года вела бои в окрестностях Лоева, затем участвовала в Гомельско-Речицкой и Калинковичско-Мозырской операциях.
23 июня 1944 года в ходе Бобруйской операции наступала южнее Бобруйска, закрепила кольцо окружения вокруг бобруйской группировки фашистов и продолжила наступление по направлению к западной границе СССР.
Бобруйская операция проводилась войсками 1-го Белорусского фронта, командовал которым генерал армии К. Рокоссовский. По замыслу командующего фронтом, удар наносился по сходящимся направлениям от Рогачёва и Паричей общим направлением на Бобруйск с целью окружить и уничтожить немецкую группировку в этом городе. После взятия Бобруйска предусматривалось развитие наступления на Пуховичи и Слуцк. С воздуха наступающие войска поддерживало около 2000 самолётов.
Наступление велось в труднопроходимой лесисто-болотистой местности, пересечённой многочисленными реками. Войскам пришлось пройти тренировки, чтобы научиться ходить на болотоступах, преодолевать водные преграды на подручных средствах, а также возводить гати. 24 июня после мощной артиллерийской подготовки советские войска пошли в атаку и уже к середине дня проломили вражескую оборону на глубину 5–6 километров. Своевременное введение в бой механизированных частей позволило на отдельных участках достичь глубины прорыва до 20 км.
27 июня бобруйская группировка немцев была полностью окружена. В кольце оказалось около 40 тысяч вражеских солдат и офицеров. Оставив часть сил для уничтожения врага, фронт стал развивать наступление на Осиповичи и Слуцк. Окружённые части предприняли попытку прорваться в северном направлении. В районе деревни Титовка состоялось яростное сражение, в ходе которого гитлеровцы под прикрытием артиллерии, не считаясь с потерями, пытались пробить советский фронт. Чтобы сдержать натиск, было решено применить бомбардировщики. Более 500 самолётов полтора часа непрерывно бомбили скопление немецких войск. Бросив технику, немцы пытались прорваться к Бобруйску, но успеха не имели. 28 июня остатки немецких сил сдались в плен.
В деревне Чернин до войны был организован колхоз, работала кузница. По состоянию на 1940 год насчитывала 165 дворов. Во время ВОВ являлась опорным пунктом фашистов, в 1943 году партизанами он был разгромлен. В июне 1944 года каратели сожгли 162 двора, убили 61 жителя.
23 июня 1944 года, в районе Николаевки, северо-западнее д. Чернин Паричского района Полесской области (Белоруссия) при действии силовой разведки, Гурьянов В.М. обеспечивал связь между КП и НП батальона. Под сильным артогнем противника, неоднократно рискуя своей жизнью, Гурьянов В.М. быстро исправлял порывы на линии; будучи раненым, не ушел с поля боя, продолжал обеспечивать бесперебойную связь. Был убит прямым попаданием вражеского снаряда, исправляя перебитый кабель.
24 июня 1944 года ценой огромных потерь деревня Чернин была освобождена от оккупации (операция "Багратион"). В боях за де­рев­ню и в окрест­но­стях по­гиб­ли 879 со­вет­ских во­и­нов и пар­ти­зан (по­хо­ро­не­ны в брат­ской мо­ги­ле в цен­тре де­рев­ни). Сейчас захоронение насчитывает 920 человек.
Вдова Василия Михайловича - Анна Алексеевна - так и не узнала, где и когда погиб ее муж. Замуж не вышла, жила в д. Ивановское Богородского района, потом в г. Заволжье. Она дожила до 89 лет, похоронена на кладбище в г. Заволжье Нижегородской области.




MAXX

Начинаю в данной теме публиковать оцифрованные рукописи - воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Михаила Ивановича Елисеева.
Чтобы помнили.

#Бессмертныйполк
#ДеньПобеды
Из воспоминаний командира танка Т-34 32-й танковой бригады мл. лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Отдых в Завадовке.
Свой 1й танковый батальон 32й танковой бригады мы нашли на юго-западной окраине города Кировограда. Среди временных дощатых и глинобитных построек стояли домики- теплушки на колесах. Такие теплушки до войны использовались машино-тракторными станциями (МТС) на полевых станах для отдыха механизаторов. Вот у этих построек и увидели мы нашу батальонную штабную машину. А в стороне, у глинобитного сарая, стояла и походная кухня. Увидев танкиста, идущего навстречу нам, мы остановили танк. Я вылез из танка, спросил его: «Где можно найти капитана Молявина?» Солдат показал на одну из теплушек и сказал, что видел недавно комбат прошел туда. 
Остановив танк у сарая, предупредив механика, я пошел в сторону теплушки. И когда уже подходил к теплушкам, увидел командира батальона, капитана Молявина Б.М. Посмотрев в мою сторону, он остановился. Подойдя к нему, я доложил: «Младший лейтенант Елисеев прибыл со СПАМ (сборный пункт аварийных машин) на отремонтированном танке. В составе экипажа есть механик-водитель и стрелок-радист, который пока исполняет обязанности заряжающего. Танк готов к выполнению задания». Выслушав доклад, комбат внимательно посмотрел на меня и спросил: «Ты разве жив?  Я подписал извещение, что ты погиб смертью храбрых в районе с. Митрофановка». И тут же уточнил: «Вы сегодня ели что-нибудь?». Я ответил: «Нет, ничего не ели». Комбат крикнул солдата и приказал ему: «Идите к повару и принесите что-нибудь поесть на троих».
Солдат, козырнув, быстро удалился в сторону походной кухни. А комбат расспросил меня, как загорелся танк мой и кто погиб из экипажа. И еще кто из членов экипажа есть в прибывшем танке. Я рассказал, при каких обстоятельствах был подожжён танк и что убиты – заряжающий, прямо в танке, очевидно, осколком своей брони, механик-водитель Зелёный, смертельно раненный осколком снаряда в горло и в левую руку, а когда еще тащили его – и в правое плечо, разрывной пулей. Умер во второй воронке в ста метрах от горевшего танка.  И высказал предположение я, что убило и командира орудия сержанта Петренко П.В., хотя убитым я его не видел. Когда мы с радистом тащили раненого механика-водителя, видели Петю, он стоял в окопе недалеко от нашего танка и смотрел в нашу сторону. Мы звали его к себе, махая руками. Но, когда в танке прозвучал взрыв и башню подняло в воздух, а затем она упала рядом с окопом, где стоял Петя, больше мы его не видели. И ползти назад мы не могли – немцы начали психическую атаку. Очевидно, Петя и погиб в момент взрыва.
Доложил я комбату о членах экипажа в прибывшем со СПАМ танке. Механик-водитель (фамилию не помню) остался жив из прежнего экипажа и прибыл на СПАМ вместе со своим танком. В бою он легко ранен, но в медпункт не обращался, говорит «царапина, заживет». Но в дороге до Кировограда он чувствовал себя неважно и мне приходилось подменять его за рычагами управления и вести танк самому. Есть и стрелок-радист, тоже из другого экипажа, он еще в бою присоединился ко мне. Их танк тоже сгорел. Парень он хороший. Мой же родной радист остался в Митрофановке. Болен. Доложил я комбату и о том, что на СПАМ танк заправлен полностью горюче-смазочными, и что в танке есть более 50 штук снарядов к пушке и патроны к пулемётам. Выслушав мой доклад, комбат сказал мне: «Сейчас поешь и напиши письмо родителям. Есть они у тебя?». Я утвердительно кивнул головой. - «Напиши, что ты жив и здоров, и что если придёт из военкомата извещение о твоей смерти, пусть не верят. Понял?». И он рассказал, что после боя под Митрофановкой, штабисты, осматривая сгоревшие танки, возле нашего нашли труп сильно обгоревшего танкиста, а в стороне от танка и труп командира орудия. Посчитали, что сгоревший танкист – это командир танка Елисеев.   
Услышав это, я как-то вдруг обмяк. У меня задрожали ноги и помутилось в глазах. И сразу же подумал о матери. Что будет с ней? Ведь я последний у неё в живых из восьми рожденных ей. Вспомнились проводы меня на учёбу в 1е Горьковское танковое училище в 1942 году. Тогда мать потеряла сознание, и все родные и близкие, как могли, старались спасти ей жизнь. Я ушёл тогда от неё, поцеловав свою милую мать, едва сдержав слёзы. Попрощавшись с родными и с отцом, который тоже плакал, я поднялся в вагон поезда. Отец помог мне, подал сумку. Выглянув из окна вагона, когда поезд тронулся, и, увидев всё ещё беспомощную мать, я не стерпел – тоже заплакал. Никто из ребят не мешал мне. И вот теперь, если это известие придёт раньше моего письма, мать не перенесёт горя.
За этими мыслями я и не заметил, когда ушел комбат и как ко мне подошёл солдат с тремя котелками. Он смотрел на меня и, очевидно, что-то говорил мне, но я ничего не слышал, ничего не понимал.
Поставив котелки на землю, солдат взял меня за руку, спросил: « Что с Вами, лейтенант?». Только теперь я понял, что он говорит со мной. Я ответил: «Да так, вспомнил мать свою, родных!» Он сказал: «Пойдем к танку». И, подняв котелки с земли, пошёл, а за ним пошёл и я. У танка меня ждали танкисты и о чём-то говорили. Завидев нас с котелками, оживились, заулыбались и пошутили. Но увидев меня бледным и расстроенным, улыбаться перестали, спросили: «Что случилось, командир?». Я ответил им: «Ешьте, ребята, потом расскажу». Солдат, передав котелки моим ребятам, быстро убежал куда-то. И не успели мы ещё начать есть, размешивая ложками растительное масло в пшённой каше, а масла и каши в котелке было поровну, как возле танка появился тот же солдат с фляжкой в руках. Подавая мне фляжку, он сказал: «Командир, выпей немножко, тебе будет легче». Отстраняя от себя фляжку, я ответил солдату, что ещё никогда не брал в рот горилку.  Но ребята-танкисты стали тоже уговаривать меня, и я глотнул из фляжки горькую, противную жидкость. Отдав фляжку солдату, я начал есть кашу. Ребята тоже ели и нахваливали солдата, что принёс кашу, повара, что налил в кашу так много масла, и, особенно, нашего доброго комбата – капитана Молявина за заботу. После глотка выпитой горилки, у меня стало как –то легче, спокойней на душе. Да и каша, обильно политая маслом, была очень вкусной. Ели её мы, пока котелки не стали чистыми (скажу к слову – в тот раз я переел этой каши с растительным маслом, и почти тридцать лет после войны не мог есть с растительным маслом ничего, и, особенно, пшённую кашу).
Расправившись с кашей, мы повеселели. Я рассказал танкистам, что штаб батальона сообщил в наш военкомат о моей смерти на поле боя. Кто-то из ребят достал листок бумаги и карандаш, передал мне, сказав: «Пиши, командир, письмо родителям скорее». Тут же, на броне танка, я написал: «Добрый день! Здравствуйте, мои дорогие мамочка и папа. Я жив и здоров, того и вам желаю. Дорогие мои, я нахожусь на отдыхе, далеко от передовой. К вам может придти извещение о моей смерти из военкомата – не верьте ему. Произошла ошибка. Я жив. Об остальном расскажу после, как вернусь с Победой после войны. Целую, Ваш сын Михаил». Свернув письмо треугольником, я написал адрес: с. Шарголи, Богородского района, Горьковской области, Елисееву Ивану Ивановичу, написал и свой обратный адрес: Полевая почта № 55310 «Е», Елисеев Михаил Иванович.
Ребята успокаивали меня, говорили, что это хорошо, когда «хоронят живого». Домой вернешься живым, командир. Есть такая примета на войне.
Стрелок-радист, взяв у меня письмо, пошёл искать взвод управления бригады, чтобы передать его почтальону. Письмо родителям пришло, немого озадачив родителей. Мать даже поседела, беспокоясь за мою жизнь. Но через несколько дней пришло и следующее мое письмо, где я описал вкратце бой под Митрофановкой, родители успокоились, что я действительно живой ещё. Как только радист ушёл с письмом, а мы с водителем ещё стояли у танка, за мной пришёл посыльный из штаба батальона и сообщил: «Вам приказано явиться в штаб». Оставив у танка водителя, я поспешил с солдатом в штаб. Адъютант штаба передал приказ командира батальона – передать танк другому экипажу. Механика-водителя направить в медсанвзвод, а мне с радистом находиться в резерве батальона. Адъютант пояснил, что резерв располагается за речкой Ингул в местечке Завадовке, куда и следует нам пойти.  О месте устройства на квартиру сообщить в штаб.
Передав танк другому экипажу, мы, первым делом, нашли в Завадовке санитарный медвзвод. Там осмотрели «царапину» водителя. Ранение было лёгким, но не было обработано вовремя, а прошло уже пять дней. Медики оставили водителя у себя, а нам сказали, чтобы не ждали его.
Выйдя из каты медсанвзвода, мы встретились с нашими танкистами из резерва. Командир взвода младший лейтенант Богатырёв Володя спросил меня, где устроился на квартиру я. И, узнав, что еще нигде, пригласил меня к себе в хату, а радиста устроили в хату рядом с ребятами-танкистами.
Хата наша стояла на краю, с южной стороны местечка, шестая или седьмая с края. Завадовка растянулась по правому берегу реки Ингул, напротив нашей хаты за дорогой построек уже не было, открывалось ровное заснеженное поле, поднимавшееся к горизонту. На поле просматривались какие-то бугорки, укрытые снегом. Позднее хозяйка хаты сказала, что это забуртована свёкла, которую немцы не успели увезти.
Придя с Володей в хату, я познакомился с хозяйкой хаты – украинкой лет тридцати пяти, доброй, приветливой, которая окружила нас своей заботой. Она была опрятно одетая, приятная на вид. У неё был сын лет семи, который быстро привязался к нам, танкистам. Мы делились с ними всем, чем были богаты. Мальчику давали сахар, галеты. Познакомился я с двумя младшими лейтенантами, которые квартировали вместе с Володей. Хата была большая, свободная, с огромной печью. Пол был глиняный, из мебели в хате были стол в переднем правом углу, крепкие, широкие дощатые скамейки, одна стояла у передних окон хаты, а вторая – справ у стены. В хате было чисто, тепло и уютно. Всё дышало домом. В штаб я сообщил свой адрес.
Вечером при свете коптилки,  сделанной из гильзы 37-мм снаряда и заправленной газойлем, мы чувствовали себя как дома в мирной обстановке. Принесённым ужином с походной кухни мы поделились с хозяйкой, а она угостила нас солёными огурцами. До полуночи мы рассказывали анекдоты и вспоминали близких и друзей. В этой хате прожили мы несколько дней. Бригада наша, да и весь 29-й танковый корпус стояли на отдыхе, ждали пополнения.
Бездействие танкистов толкало их «на подвиги». Числа 11 или 12 января нам рассказали, что кто-то из танкистов части, узнав, что в городе на пивном заводе в чанах есть пиво, отправились на танке за пивом. Но завод уже охраняли, в воротах стояли часовые, и на территорию завода никого не пускали. А у ворот скопились десятки солдат всех родов войск. Попытки договориться с охраной результатов не дали, а уезжать пустыми танкисты не хотели. Вот кто-то из них и предложил: «Давайте тараним танком кирпичный забор». Так и сделали они.
Развернув башню пушкой назад, водитель повёл машину на забор, часть пролёта его под напором брони рухнула, и в образовавшийся пролом за танком устремились солдаты, жаждущие отведать пиво. Танкисты, быстро наполнив пивом посуду, вернулись в Завадовку. Конечно, таран этот имел неприятные последствия. Многие командиры и солдаты, ходившие за пивом, были строго наказаны командованием части.
Офицеры, проживающие вместе со мной в хате, договорились отметить Новый год по старому календарю в ночь с 13 на 14 января 1944 года. Хозяйка согласилась с нашим предложением и пообещала угостить нас варёным картофелем и соленьями. Кто-то из ребят предложил раздобыть бутылку горилки.  Но это было не так просто. И тогда хозяйка, «пошарив» у себя где-то, нашла и принесла нам неполную бутылку «зловонючей жидкости». Все мои друзья были молоды и еще никто не пробовал спиртного, но почему-то проявили настойчивость – поднять в полночь вместо бокала с шампанским кружку с горилкой.
К празднику готовились все. Мы помогали хозяйке собрать стол. Он было богат по тому времени, красиво, по-праздничному оформлен. Посредине стола стоял чугунок с картошкой, от которой поднимался пар. В мисках лежали солёные огурцы, капуста и даже мочёные яблоки. Рядом с картошкой стояла кринка с молоком. На столе лежали галеты, сахар. У всех нас было праздничное настроение, радость – радовались мы, что живы пока. 
В половине двенадцатого часа носи, Володя налил в кружки понемногу горилки и предложил первый тост за друзей-танкистов, за тех, кого уже нет с нами и больше никогда не будет. Все встали, помолчали и выпили. А когда сели за стол, то никто не дотронулся до закуски. Некоторое время молчали, а потом стали вспоминать своих боевых друзей, кто, где и когда погиб. Без пяти минут в полночь Володя разлил по кружкам оставшуюся в бутылке жидкость, и опять все встали и, посматривая на часы, ждали, когда стрелка дойдет до двенадцати, а в полночь подняли кружки и провозгласили тост «За Победу, за счастье нашего советского народа, за жизнь!». Все дружно выпили и потянулись за картошкой и за огурцами – стали закусывать. А потом опять стали вспоминать самое дорогое из жизни в довоенные годы. Вспоминали все, как праздновали Новый год дома, вспоминали своих близких и, конечно, девушек, которые провожали нас на фронт и ждали возвращения с Победой. Это был вечер большой нервной разгрузки после прошедших боёв. А утром другого дня жизнь снова пошла своим руслом. Резерв танкистов пока не тревожили, и мы занимались кто чем хотел. Писали письма родным и любимым, помогали хозяйке дома по двору, носили воду из речки для скота.
19 января пришел к нам связной из штаба и передал приказ комбата: «Быть готовым к ночному маршу. Резервистам приказано ехать на броне боевых машин батальона». Вечером, около четырёх часов, мы заняли места над моторным отделением танков, и колонна танков двинулась в северном направлении, а куда – никто из нас не знал. Всю ночь танки шли дорогами, а на рассвете свернули вправо, вошли в мелкий хвойный лесок и остановились. Танки быстро замаскировали сверху хвоей. Вскоре подошли и тылы части, в том числе, и походная кухня. Она встала почти на опушке леса, что вдавалась клином в лесной массив.
Танкисты с котелками потянулись к кухне. Я тоже взял котелок и не спеша пошёл через поляну к кухне, наблюдая, как по дороге двигались автомашины со снарядами, штабные и прочие тыловые автомашины. Вот из-за поворота показалась колонна новеньких танков Т-34 с 85-мм пушкой. Все они двигались в ту же сторону на север, что и наша колонна. Я с завистью смотрел на новенькие танки и, потихоньку двигаясь, подошёл ближе к дороге. Танки шли и шли, впереди скрывались за выступом леса. Так и хотелось узнать и крикнуть танкистам, есть ли горьковчане среди них. Но, если б я и крикнул, то в лязге гусениц и в шуме двигателей никто б не услышал меня. И подумалось мне тогда, что вся эта лавина брони движется на север не зря. Очевидно, готовится какая-то крупная операция войск против фашистов. В этот момент произошло маленькое ЧП. Один из танков в колонне вдруг остановился почти напротив меня. А идущий сзади его танк был так близко от него, что водитель, очевидно, не сразу понял и среагировал, что передний встал, а когда понял, попытался свой танк свернуть влево, но уже не успел, и лобовой бронёй, хотя и  тихо, ударил передний танк в корпус левого картера ведущего колеса гусеницы. Всё произошло так быстро, что я усел только махнуть рукой и крикнуть «Стой!». Но меня, очевидно, никто не увидел и не услышал. Механик-водитель заднего танка быстро сдал назад немного. Идущие за ним танки временно остановились. Наши танкисты и я побежали к переднему танку посмотреть, что причинил ему удар заднего танка, а заодно пожурить новичка-водителя за невнимательность. Когда я подошёл, из люка заднего танка вылезал водитель. Он, еще не успев вылезти, взглянул в мою сторону и закричал «Миша!».
В этот же миг я тоже увидел и узнал в механике-водителе своего друга детства Колю Горелова из деревни Макариха. Я бросился к Николаю. Он спрыгнул на землю, и мы обнялись, стали расспрашивать друг друга, совершенно забыв о случившемся. Коля сказал, что на фронте он уже с конца ноября 1943 года. Воевал. А сейчас получил новый танк и едут, а куда, тоже не знает. Рассказал, что пишут с родины, вспомнили дом. Вокруг нас собрались танкисты – много их. Слушали нас, улыбались. У переднего танка технари осматривали место удара. Но больших повреждений не было, на картере наметилась небольшая трещинка и только. Течи масла пока не было. Все почему-то обвинили водителя переднего танка, остановившего танк без сигнала «Стоп!». Николаю никто не сказал ни одного обидного слова. Все завидовали нам, нашей необычной встрече. И где? На фронте. Но время летело быстро. Как о многом еще хотелось поговорить нам. Но передний танк уже тронулся, и Николай, обняв меня в последний раз, быстро влез в люк, ещё раз улыбнулся мне и на прощанье крикнул: «Напиши домой о нашей встрече!». Взревел мотор танка, и он двинулся вперёд.

Продолжение следует.

MAXX

Да! Встреча наша оказалась последней. Николай Горелов, как и я, участвовал в боях по окружению и уничтожению немецких войск под Корсунь-Шевченково, а 7 марта 1944 года, преследуя отступавших из г. Тальное фашистов, на окраине села Машурово их танк попал под сильный обстрел немецкой артиллерии и загорелся от прямого попадания. В этом бою геройски погиб весь экипаж танка, командиром которого был лейтенант Кияшко П.С. (из Полтавы), погиб и мой друг Николай Фёдорович Горелов. Все он изахоронены в с. Машурово, Тальновского района, Черкасской области. Ребята из средней школы шефствуют над братской могилой. А один пионерский отряд школы носит имя танкиста Николая Горелова.    
Николай Фёдорович Горелов родился в 1924 году в деревне Макариха, Богородского района, Горьковской области. Окончил Хвощёвскую среднюю школу в 1942 году. В 1942 году был призван в Советскую армию. Окончил курсы механиков-водителей танков Т-34 и в ноябре 1943 года прибыл на фронт в состав 2-го Украинского фронта. Николай, как и все наши ребята, был хорошим, верным товарищем. Очень любил природу – лес и речку Кудьма.  Занимался рыбалкой, чему научил и меня. Он был тихим, стеснительным. С уважением относился к старшим. Очень трудолюбив. Мать его работала в колхозе с раннего утра и до поздней ночи, а по дому все дела выполнял Николай. Он нянчился и с младшими: сестрой и братом.
В 1982 году, читая воспоминания В.П.Шиманского «Позывные наших сердец» (Воениздат М.О, СССР, 1980 год), я нашел упоминания о Николае, как о герое. Вот эти строки: «Не растерялся в трудную минуту механик-водитель Николай Горелов. В его танке заклинило пушку. Чтобы устранить повреждения, командир приказал механику укрыть машину за ближайшим курганом. И надо же было так случиться. Подходя к кургану, Горелов увидел вражеский танк, ведущий огонь по нашим. Немецкие танкисты не заметили вынырнувшую сбоку тридцатьчетверку. Не раздумывая, Горелов дал полный ход и направил машину на врага, таранил его». Вот таким был мой друг детства.
Я еще долго стоял  и смотрел вслед танку друга. Наши танкисты продолжали расспрашивать меня о Николае. Радовались за нас. Кто-то из ребят сходил на кухню с моим котелком и принес мне завтрак. Я стал есть из котелка кашу, продолжая стоять у дороги. Уже скрылся за поворотом и последний танк, а на дороге опять появились автомашины. На одной из них, гружёной снарядными ящиками, в кузове наверху ехали две молодые, миловидные девушки в солдатских полушубках и в валенках. Одна на коленях своих держала баян. Когда еще только появилась автомашина с девчатами, кто-то из солдат крикнул «Воздух!». Все сразу обратили внимание, а несколько ребят выбежали на дорогу и остановили автомашину. Они подошли к шоферу и извинились, а к девчатам обратились с просьбой: «Поиграйте на баяне и спойте что-нибудь». Девчата заулыбались и быстро устроились поудобней на ящиках, растянули меха баяна. Забегали пальцы по клавиатуре баяна, и над поляной полилась нежная, прекрасная мелодия песни. Девчата запели. Пели они о светлой, нежной девичьей любви. Пели душевно, красиво. Девчата спели нам несколько песенок, а мы слушали их не смея шевельнуться. Да, это был для меня великий подарок перед боями – увидел друга детства и услышал песни этих замечательных певиц, да еще и налюбовался их красотой.
Девчата уехали, а я еще долго стоял у дороги. И вспоминалось родное село, школа, друзья, речка. Вспоминались девчонки-одноклассницы, с которыми дружили до отъезда в военное училище. Где они? Живы ли? И так нахлынула волна жажды мстить фашистам за нарушенную мирную жизнь, за принесенные горя и беды на нашу Родную землю. Хотелось скорее в бой – быстрее уничтожить эту фашистскую нечисть, уничтожить всех, кто пришёл к нам с оружием в руках.
В это время и прозвучала команда «По машинам!». Танкисты быстро заняли свои места, а мы, резервисты, снова уселись на броне танков, и колонна танков лесной дорогой двинулась вперёд.
Проезжая лесом, мы видели замаскированные танки, самоходки, орудия и другую боевую технику.
Да, было ясно! Готовилась большая боевая операция войск 2го Украинского фронта.
 
1987 г.
Стиль и грамматика автора сохранена.
Рукопись Михаила Ивановича Елисеева любезно предоставлена для оцифровки Музеем истории и трудовой славы Заволжского моторного завода. Благодарю за помощь в подборе материалов директора музея Надежду Михайловну Артемьеву.  
        Продолжение следует.

MAXX

Следующая глава.

#Бессмертныйполк
#ДеньПобеды
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Освобождение Белоруссии.
Часть 1.
Рано утром июня 1944 года эшелон с 25й танковой бригадой подошёл на станцию Кардымово. Это примерно в 18ти километрах восточнее гор. Смоленск. Эшелон сразу отвели в тупик, и без промедления началась разгрузка. Сошедшие с платформ танки тут же двигались к месту сосредоточения в лес, что в нескольких километрах северо-западнее железнодорожной станции. Одновременно началась разгрузка скота (овцы, бычки и лошади), закупленного снабженцами в Румынии на собранные у офицеров бригады деньги. Как продолжалась разгрузка, до конца я не видел, так как, выйдя из вагона, меня посадили в свою машину штабисты 2го танкового батальона и подвезли к месту сосредоточения бригады. Автомашина ГАЗ-АА была оборудована фургоном, приспособленным для штабной работы. Другие раненые ехали до места кто на броне танков, а кто  в тыловой автомашине. На опушке леса прибывшие первыми танкисты начали строить шалаши, а кто-то уже собрал несколько палаток.
По дороге к месту, я в машине познакомился со старшим лейтенантом Тульевым Сергеем Николаевичем – зав. делопроизводством штаба 2го танкового батальона. Он оказался моим земляком из города Горького. Он был уже пожилой офицер, примерно около 50 лет. Когда узнал, что я из Богородского района, он оживился, расспросил, когда я из Горького уехал, где и когда контузило меня, а потом пригласил переночевать с ним в штабной машине, ибо в ней по бортам были сделаны ящики с крышками из досок, где было удобно отдыхать лежа. В штабную машину несколько раз за день приходил адъютант штаба лейтенант Досымбетов Г.К. Начальника штаба я почему-то не видел до начала наступления. Очевидно, его не было совсем. Только в день выдвижения батальона на исходные, прибыл новый начальник штаба капитан Донченко. Прибыл он из академии, как сказал нам, он преподавал там математику. В этот вечер Тульев С.Н. долго расспрашивал меня о жизни и учёбе до войны. Утром другого дня Сергей Николаевич попросил переписать донесение в штаб бригады. Я быстро сделал это. Когда Тульев прочитал донесение, похвалил меня за хороший почерк, чистоту и сделанные мной исправления текста (грамматические). Тульев с кем-то отправил донесение в штаб бригады, вернулся в машину и сказал мне : «Пока ты ходишь с костылями, оставайся в штабной машине, а там будет видно. Будешь помогать нам с Досымбетовым».
Около обеда в лесу, недалеко от штабной машины, политработники собрали танкистов на политинформацию. Подошёл туда и я. Нас ознакомили с общей обстановкой на фронтах, и, в частности, с положением на нашем направлении. Здесь немецкие войска стояли долго, недалеко от Смоленска, и сильно укрепили свою оборону, заминировав большие участки, там, где предполагали наступление советских войск. Все попытки прорвать оборону в направлении на Белоруссию успеха не имели вплоть до июня 1944 года. Было сказано нам, что предстоят тяжёлые и трудные  бои за Белоруссию. С первых же дней началась подготовка командиров по тактике ведения боя в условиях лесисто-болотистой местности. Экипажи танков готовили боевую технику и вооружение к предстоящим боям, пополняли боекомплект. Но в лесу было тихо, только изредка слышались выстрелы, где-то далеко от нас. А 23 июня, рано утром, мы проснулись от сплошного гула артиллерийской канонады. Это артиллеристы и миномётчики фронта начали обработку переднего края обороны противника, круша долговременную оборонительную линию. Хотя пушки стреляли не ближе 10 километров от расположения нашей части, но от взрывов снарядов, мин и авиационных бомб содрогалась земля. В расположении бригады было заметно оживление. Бегали офицеры, солдаты, задвигались тыловые автомашины. Из палатки комбата, майора Шведова А.В., вышли командиры рот  и взводов. Только я оставался в машине и через открытую дверку наблюдал за оживлением в батальоне. Артподготовка длилась долго, и нельзя было понять, кончилась она около 10 часов или продолжалась, так как гул взрывов не уменьшался, а земля содрогалась по-прежнему. Около 13 часов загудели двигатели танков, и лесной дорогой танковые батальоны двинулись на север в сторону автострады Москва-Минск на исходные позиции. Штабы до вечера оставались на месте.
К моменту подхода танковых частей к передовой, пехотные и артиллерийские части фронта уже прорвали оборону противника, поэтому танки прямо с марша были введены в прорыв и, продолжая теснить противника, развивали наступательный успех фронта. К вечеру в штаб поступили приятные новости. Наш штаб вместе с тыловыми автомашинами бригады двигался за передовыми подразделениями, а, вернее, пытался приблизиться к ним.
Танки, миновав через проходы, сделанные сапёрами, немецкие минные поля, не давая немцам опомниться, уничтожали их огнём орудий и гусеницами. Немцы в панике бросали всё: боевую технику, орудия, склады, оборудованные в лесу, стали отступать, разбегаясь по лесным дорогам. Поэтому танкисты применяют новую тактику боя – тактику преследования противника по наиболее твёрдым дорогам, уничтожая наиболее сильные очаги сопротивления, не задерживаясь на мелких, оставляя их пехотным частям. К вечеру наша штабная автомашина влилась в общий поток штабных и тыловых машин двух армий: 5й армии генерала Крылова Н.И. и 5й гвардейской танковой армии, которые спешили за своими передовыми частями. Дорога шла через песчаное поле с редкими деревьями и песчаными холмами (буграми), её насыпь немного возвышалась над полем, но твердого покрытия не имела. И вправо, и влево от дороги стояли предупредительные знаки «Мины», «Мины», «Мины». Гул боя отдалился на запад, и мы едва слышали пулемётные очереди. Недалеко от дороги несколько раз пролетали группы советских штурмовиков и истребителей. Колонна автомашин с востока ехала сначала спокойно, пока навстречу с передовых не подошли автомашины, спешащие в тыл за боеприпасами, за горючим и за продуктами питания. Они подошли сразу с двух дорог, сходившихся в одну. Вот здесь и образовалась «дорожная пробка». Каждый водитель торопился вперёд, не обращая внимания на других, тоже спешивших, обгонявших другие машины. Когда встретились идущие с запада  и востока автомашины, получился затор, и движение остановилось совсем. Уже стояли более получаса. Штабные офицеры пытались навести порядок, но им это не удавалось. Я сидел в фургоне и смотрел через окошечко вперёд и в открытую дверку назад и радовался, что это летали только наши самолёты, а не немцы. Иначе была бы «каша» тут. Вдруг по колонне полушёпотом сообщили, что подъехала машина командира 29го танкового корпуса генерала Кириченко. Вскоре и я увидел генерала метрах в 70-100 от нашей машины. Он шёл с палкой в руке через минное поле к песчаному холмику. В нескольких шагах позади шёл за ним маршал бронетанковых войск Ротмистров П.А. со свитой штабных офицеров. Увидя их на минном поле, у меня защемило сердце, ожидая взрыва мины. Но, на счастье, взрыва не последовало. Маршал и генерал с холмика осмотрели дорогу и, дав какие-то указания офицерам, Ротмистров остался стоять там, а Кириченко отправился к дороге и вскоре прошёл дорогой вперёд мимо нашей автомашины. Через какое-то время впереди у развилки  дорог прозвучали два, один за другим, взрыва. Позднее шофера рассказали, что Кириченко приказал шоферам и солдатам опрокинуть в кювет сначала одну полуторку, а затем – другую, которые подорвались на минах. Люди никто не пострадал. Колонна начала двигаться, мимо прошла одна, затем другая, третья автомашина на восток, в тыл. Скоро пробка рассосалась. Поехали и мы. Нас обогнали два «Виллиса» с Ротмистровым и с Кириченко, и еще несколько таких же автомашин со старшими офицерами. Уже темнело, когда наши штабные и тыловые автомашины въехали в лесную деревушку, где и встали на ночлег. По лесной дороге стояло много немецких автомашин и другой техники. Наш шофёр, как и другие, несколько раз останавливался возле них и приносил в нашу машину продукты, немецкие автоматы, а Сергей Николаевич притащил целый ящик с писчей бумагой и другими канцелярскими принадлежностями. Утром я спустился из фургона на землю и на костылях тоже подошёл к трофейной технике. Чувствовалось, что фрицы удирали в панике. Некоторые машины были ещё и не повреждены. Я не успел ещё позавтракать, как поступили донесения из подразделений, и мы с лейтенантом Досымбетовым Г.К. обработали и написали донесение в бригаду. Досымбетов был хороший товарищ, приятный на вид с черными усиками казах, очень подвижный и с юмором, примерно моих лет или чуть старше. Ещё на Украине я встретился с ним, и почему-то подумалось мне тогда, что он уроженец Северного Кавказа, и мы с друзьями прозвали его «Шамиль», а на самом деле его звали Галий.  Родом он был из Алма-Аты, по образованию учитель. Галий в машине бывал с нами мало, всё время проводил в боевых порядках батальона. Был смел и рискован.
После завтрака штабные машины опять двинулись в путь, догонять танки. Дорога шла лесом. Через час езды машина остановилась у забора из колючей проволоки, за которым виднелись постройки. До нас здесь побывали уже танкисты, ибо часть забора была раздавлена, ворота раскрыты, да и двери в деревянных складах были раскрыты. Оказалось, это были немецкие склады с продовольствием и амуницией. На территории было чисто, только танки немного нарушили порядок, разбили и раздавили несколько бортовых автомашин, убили охрану.  Очевидно, немцев они застали врасплох, те не успели ничего увезти из складов, побросали всё, а сами удрали в лесную чащу. Подъехавшие с нами тыловые автомашины загружались продуктами питания для своих частей. Наш шофёр вместе с Тульевым тоже принесли в машину сыр, колбасу,  консервы, галеты и другие продукты и, потеснив в ящиках по бортам штабные бумаги, набили их до отказа. Остановка здесь была короткой, и скоро машины, выехав опять на лесную дорогу, двинулись догонять передовые части. Наша колонна автомашин выехала на асфальтированное шоссе, очевидно, это и была автострада Москва-Минск. Ехали по ней мы около километра, потом свернули вправо на грунтовую дорогу и опять лесную. В начале её по обеим сторонам встретились кустарники, а потом мелколесье, где стоял немецкий танк, прижавшийся к кусту, на броне которого установлен многоствольный миномёт. Свои стволы направил он на восток, навстречу наступавшим советским солдатам из 5й армии. Подъехав к этому танку, мы остановились, осмотрели эту новую установку, очевидно, сделанную немцами в противовес нашим «Катюшам». Стволы миномётов были пустые, очевидно, немцы сделали выстрел по наступавшим, но увидев приближавшиеся советские танки, удрали в лес, бросив установку. Чем дальше в лес въезжали автомашины, тем больше оружия, орудий и другой боевой немецкой техники валялось по обочинам и недалеко от дороги в лесу. Некоторые орудия и миномёты были вдавлены гусеницами танков во влажный лесной грунт. Попадались разбитые горелые немецкие танки и самоходки, много стояло повозок и автомашин разного назначения.
Мы торопились вперёд, но не успевали за передовыми частями, так как лесные дороги часто были разбиты и труднопроходимы для автомашин. Двигались мы, в основном, по следам наших танков, параллельно автостраде, севернее её. Иногда опять вылезали на асфальт, но ненадолго. По поступавшим донесениям из подразделений было ясно, что танки наступали быстро, не давая возможности укрепиться противнику и дать бой, уничтожали более крупные очаги сопротивления, а мелкие оставляли воинам 5 армии, иногда в помощь пехоте оставляя взвод танков.
«..» июня танки бригады, а вскоре и штабные автомашины прошли вблизи г. Орша, севернее его. Вот здесь и случился с нами каверзный эпизод. Автомашины, двигаясь по следам танков, как и в первые дни наступления, особо об охране колонны не беспокоились, проявив беспечность. И вдруг, когда первые автомашины выехали из леса на поляну, довольно-таки большую, были обстреляны из орудий и пулемётов. Колонна остановилась, а передние машины развернулись, кроме разбитых, и отошли назад в лес. Две или три машины были разбиты, были и раненые, и убитые у нас. Раздалась команда «всем спешиться и занять оборону на опушке леса». Я в этот день впервые почувствовал, что боль в ноге была сносной. Хотя еще и пользовался костылями для движения по земле, я тоже занял место в обороне с трофейным автоматом. Сначала встал за сосну и стрелял по наступавшим немецким солдатам, а потом был вынужден залечь. Кто-то из штабистов по рации доложил о создавшейся ситуации комбригу, который пообещал прислать помощь. Шофера, писари и другие штабисты смогли отбить не одну атаку немецких солдат. От сильного автоматного огня немцы залегли и пытались ползком приблизиться к нам, но в ход пошли ручные гранаты, тоже взятые у немцев. Очевидно, фашисты поняли, что в лоб, полем им к нашей обороне не подойти, опять открыли огонь из орудий и лесом стали приближаться к колонне. Оборонялись штабисты стойко, около трех часов. А примерно через три часа к нам на помощь подошли с передовой три танка Т-34 и сходу стали давить немецкие орудия, миномёты и солдат. Часть немцев бросились в лес и скрылись в чащобе, а  многие, подняв руки, сдались в плен – около восьмидесяти немцев. Обезоружив пленных немцев, под охраной нескольких автоматчиков отправили до ближайшего населенного пункта, в тыл. Помощь подоспела к нам вовремя. Ряды оборонявшихся штабистов сильно поредели. Боеприпасы были на исходе. Да у немцев было и численное превосходство. Часть раненых товарищей были отправлены в медсанбат, а многие, легко раненные, сели в машины и продолжили движение за танками. Когда колонна автомашин тронулась вперёд, танки подтащили к дороге две исправные немецкие пушки с остатков нерасстрелянных боеприпасов. Их прицепили к автомашинам. Теперь впереди колонны шли наши Т-34. Подобные эпизоды в период наступления бригады до Березины повторялись не раз, да подобное было и со штабами других бригад корпуса, что заставило командование усилить охрану своих тылов. Такие же эпизоды повторялись и с частями второго эшелона фронта. Разбежавшиеся в панике по лесам, при появлении советских танков, немецкие солдаты через какое-то время группировались в лесу и выходили на лесные дороги, пытались двигаться на запад, к своим, но нередко встречались с тылами фронта или частями второго эшелона. Разгорался бой, уже как бы в тылу передовых частей фронта. Но командование фронта и армии предупредило тыловые подразделения о возможном нападении немцев в пути движения по лесным дорогам, и штабные офицеры и солдаты усилили вооружённость за счет трофейного оружия и давали отпор фашистам, выходившим из лесов. Были, конечно, и жертвы у тыловиков, но задержать темпы наступления наших частей фашисты уже не могли. По дорогам и вблизи населенных пунктов немцы побросали огромное количество складов с продовольствием, орудий и много другой боевой техники. Так здесь, в Белоруссии, появилась новая техника ведения боя.
(продолжение следует)


MAXX

#Бессмертныйполк
#ДеньПобеды
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Освобождение Белоруссии.
Часть 2.
Нога моя стала чувствоваться лучше. Я стал ходить уже без костылей, правда, пока ещё с палкой. Теперь я уже, при необходимости, стал один слезать с фургона машины, капитан Донченко – начальник штаба 2го танкового батальона полностью доверил мне писать боевые донесения. Он в штабной автомашине появлялся редко. Всё время был в передовых подразделениях. Однажды он посвятил нас с Тульевым в обстановку в полосе наступления 29го танкового корпуса. Все три танковые бригады (32, 31 и 25) наступали лесными дорогами почти параллельно друг другу в направлении на г. Борисов. Наступали быстро, не давая возможности противнику опомниться, закрепиться и дать отпор. Между частями корпуса поддерживалась постоянная связь по радио. Правда, немцы пытались мешать радиосвязи и, используя нашу волну, пытались дезориентировать наши части. Штабы бригады двигались уже почти вплотную за танками. И вот однажды (число не помню) танки бригады двигались колонной по лесной дороге и вышли на поле, где росла рожь. Танки шли по опушке леса, и вдруг вблизи стали рваться снаряды. Скоро наши танкисты увидели по другую сторону поля колонну танков, сделавших несколько выстрелов по нашим танкам. Силуэты танков были почти не видны, расстояние до них было более километра. Наши танки ответили тоже несколькими выстрелами. А по рации вдруг узнают, что это 32 танковая бригада. Хорошо, что расстояние большое, и снаряды повреждений не причинили. 32я танковая бригада сообщила, что из-за поля их обстреляли танки, а наши ответили, что и их тоже обстреляла колонна танков, только слева за полем ржи. Договорились обменяться красной ракетой. Когда в небе появились две красные ракеты – одна наша, а вторая – 32й танковой бригады, все поняли, что стреляли по своим. Колонны двинулись вперёд, а скоро дороги соединились в одну, и обе бригады встретились и посмеялись танкисты над собой. Договорились о более надёжной радиосвязи. Когда я подъехал к месту встречи танков, то увидел там знакомых из 32й танковой бригады, в которой начал войну. Там остались мои боевые друзья. Мне хотелось узнать больше о них.
Танковые бригады 29го танкового корпуса с боями приблизились к р. Березина в районе г. Борисов. Командира корпуса генерала Кириченко И.Ф. отозвали в Москву, командиром корпуса стал генерал Фоминых Е.И., ранее исполнявший обязанности начальника штаба. Он был белорус по национальности.
На подступах к городу и к реке Березина немцы подтянули резервы и ожесточили оборону, бросая в бои танки. Но замедлить темпы наступления войск 5й армии и 5й гвардейской танковой армии они уже не смогли даже у водной преграды - р. Березина.
29 июня 1944 года танки частей и соединений 5й гвардейской танковой армии ворвались в левобережную часть Борисова, а один экипаж танка Т-34 из 3й гвардейской танковой бригады лейтенанта Павла Рака успел проскочить на правый берег Березины по мосту под ожесточённым огнём артиллерии противника. Немцы мост тут же взорвали. Экипаж танка на правом берегу, уничтожая фашистов огнём орудия и пулемётов, давил гусеницами их орудия и машины, навёл страх и панику среди немецких вояк, но в неравном бою экипаж танка погиб, а танк сгорел. Павел Рак по национальности был белорус. Он дрался за родную землю. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.
Когда наша штабная машина вошла в Борисов, город был забит войсками и техникой, ожидавшими переправы через реку. Машину мы поставили к церкви в центре города под защиту её стен с северо-восточной стороны. Я вышел из машины. Здесь я снова встретился с танкистами из 1го танкового батальона 32й танковой бригады. Один из бывших друзей рассказал мне о гибели командира взвода танков мл. лейтенанта Чубаря и санинструктора батальона Тони Бобковой. Танки бригады, наступая полем вдоль дороги Житьково - Старо-Борисово, у деревни Брусы сосредоточились на небольшой лесной полянке в километре от деревни. После дозаправки горючим и боеприпасами и принятия пищи, танки вышли на дорогу для атаки на Пчельник и далее на Старо-Борисово. Прямо наступать мешала небольшая речка. Танк Чубаря шёл первым. Со стороны Пчельника немцы открыли артиллерийский огонь. Одна из болванок попала в башню командира, и ранило командира взвода в руку.  Командир орудия сообщил о ранении командира механику-водителю, а тот вывел танк в лес. Осмотрев ранение, экипаж решил отвезти командира к поляне, где находился санвзвод. Подъехав на поляну, командир орудия доложил о ранении командира взвода начальнику штаба батальона. Танкисты помогли командиру выйти из башни, посадили его возле дерева. Кто-то сообщил о раненом в санвзвод. Скоро к раненому прибежала санинструктор Тоня Бобкова. Она обработала рану и стала бинтовать руку. К слову скажу, Тоня Была неравнодушна к мл. лейтенанту, симпатизировала ему, любил её и Чубарь. Об этом знали многие их друзья.  Неслучайно, услышав о ранении Чубаря, прибежала к нему она. Им никто не мешал. Танкисты, попрощавшись с командиром, с новым командиром танка, уехали в бой. Тоня тщательно бинтовала руку и уже заканчивала, улыбаясь любимому, когда пришла новая беда. В семи метрах от них на поляне упал снаряд и разорвался. Обоих – мл. лейтенанта Чубаря и Тони Бобковой - не стало в живых. Ребята похоронили их в одной могилке на краю поляны и установили столбик с надписью фамилий погибших. А позднее к вечеру, когда танкисты вернулись, выиграв бой, решили прибуксировать к могиле от речки большой камень-валун, около метра в диаметре, и положили его у могилы, в ногах.
В городе шла переправа войск на правый берег Березины по вновь наведённому понтонному мосту. Артиллерия и наши танки своим интенсивным огнём по лесистому правобережью, обеспечивали успешную переправу войск. Передовые части начали теснить немцев на запад, по направлению к г. Минску. 1 июля танки бригады вели бои далеко от Борисова, когда разрешили штабу и тылам переправиться на правый берег, но уйти далеко от города не смогли, остановились на ночлег в лесу. Утром из подразделений подъехал адъютант штаба лейтенант Досымбетов Г.К. и сообщил, что танки ведут бой в районе Острошицкий городок, это в 24 километрах северо-восточнее Минска, и что имеются потери в технике и живой силе. Но, как стало известно позднее, немцы сдержать натиск наступавших частей не смогли и отступили ближе к Минску. В боевую задачу бригады освобождение Минска не входило, поэтому танки освободили пригородную зону отдыха Минска, расположенную по западному берегу Заславского водохранилища.
Почти догнала свой батальон и наша штабная автомашина. Я уже к этому времени стал передвигаться без помощи палки, правда, пока небыстро. Увидев комбата, майора Шведова А.В., я попросился в экипаж. Майор посмотрел на меня и сказал: «Будешь нужен – примешь экипаж». С подходом в район Заславля пехотных частей и после поступления сообщения об освобождении частями фронта города Минска, танки бригады атаковали противника в направлении местечка Радошковичи. Жестокий бой произошёл в 7-10 километрах от Радошковичей. Вечером 4 июля за мной прибежал солдат от комбата с приказом принять экипаж танка, командира которого ранило в бою. Кроме командира, был ранен и заряжающий танка. Но танк был ещё на ходу, боеспособен, хотя был сильно потрёпан. Я принял экипаж и машину. Заряжающим я взял, с согласия лейтенанта Досымбетова, Бориса Иванова.
На рассвете 5 июля 1944 года танковый батальон в составе бригады двигался лесной дорогой в направлении г. Молодечно, почти маршем, не встретив сильного сопротивления немцев. К полудню танки подошли близко к полотну железной дороги, некоторое время двигались параллельно до переезда, где стояла деревянная будка железнодорожника, окрашенная краской светло-коричневого цвета. Здесь танки, перевалив через железнодорожное полотно на правую сторону, вошли в редкий лесок из молодых сосёнок. По дороге, опять почти параллельно железной дороге, танки доехали правой стороной до небольшой речки. За речкой начиналось поле уже с колосившейся рожью, поднимавшееся в гору от речки. Идущие впереди танки другого батальона сходу по мосту перешли на западный берег, развернувшись в сторону Молодечно. Но, когда поднялись на бугор, они были обстреляны, и несколько танков были повреждены и загорелись. Остальные по приказу развернулись и вернулись к речке. Танки 2го батальона подошли к кустам у речки и замаскировались. Скоро подошла походная кухня, и покормили танкистов и автоматчиков. Около 13-14 часов командир роты собрал командиров машин и поставил боевую задачу – вместе с другими подразделениями бригады атаковать немцев и овладеть городом Молодечно. Танки вышли из укрытий, перешли через мостик и рассредоточились правее 1го танкового батальона во ржи на поле. Посланные в разведку боем три танка опять были обстреляны и быстро вернулись в низину. Оказалось, они засекли стрелявшие орудия, замаскированные во ржи, и предполагали, что, возможно, закопаны немецкие танки. Командование решило разведать более тщательно и приказало танкам на бугор не подниматься. Наш танк стоял в 150 метрах от речки во ржи. Мы ждали указаний командира, из машин не выходили. Люк командирской башенки был открыт. Борис рвался пойти узнать обстановку, но я не пустил. О чём-то мы вели разговор, когда услышали вой летевших мин. Я быстро поднялся в люке и тут же опять присел в башне, увидев летевшие не так высоко над танком мины «Катюш», оставлявшие за собой длинные огненные хвосты. От неожиданности стало жутко, но, немного овладев собой, я опять поднялся над башенкой и взглянул назад в сторону речки. Там стояло на берегу несколько машин с реактивными установками «Катюш». Они закончили залп и начали уже разворачиваться в сторону мостика. Над местом, откуда они вели огонь, поднимался столб пыли. А там впереди, у города, рвались снаряды, тоже поднимая столбы пыли. Немцы открыли огонь из орудий, но уже редкий. Но через несколько минут в небе появились немецкие самолеты и, развернувшись, стали бомбить берег речки, где были «Катюши». Но их было уже не видно и за речкой. Бомбы рвались недалеко от нас, осколки долетали и ранили несколько десантников. В это время в небе появилась ракета – приказ командира «В атаку». Танки, быстро преодолев подъём, вышли на ровное поле, где стоял сгоревший танк Т-34, открыв огонь из орудий в сторону города, маневрируя во ржи, двинулись в атаку. Но огонь со стороны немцев был слабым, и танки приблизились к городу. Автоматчики, находившиеся на броне, помогали нам засекать огневые точки противника, и танки своим огнём уничтожали их. Бросок бригады вперёд был настолько быстрым, вслед за только что отгремевшими разрывами снарядов «Катюш», что немцы ещё не успели опомниться от них и не оказали большого сопротивления.
Да! Танкисты благодарили «Катюши». Они точно накрыли снарядами расположение укрытых во ржи немецких танков и орудий, повредив и уничтожив большинство из них. А те, что не попали под огонь «Катюш» и попытались оказывать сопротивление, были уничтожены нашими атакующими танками. Несколько орудий и танков «Тигр» были танкистами уничтожены недалеко от железнодорожных построек. Сломив полностью сопротивление немцев, танки 25й танковой бригады 5 июля 1944 г. ворвались на окраину города в районе железнодорожной станции Молодечно. Когда танки подходили к станции, со стороны Литвы подошёл железнодорожный состав из 4 или 5 пассажирских вагонов и около 7 или больше товарных вагона, и одна или две открытых платформ с высокими бортами. Охранявшие подступы к станции немецкие солдаты, увидев лавину советских танков, побросали оружие, сдавались в плен, а некоторым удалось убежать в город. Укрывшись за домами, они стреляли по наступавшим, вынудив спешиться наших десантников. Увидев подошедший на станцию поезд, танкисты открыли огонь по пассажирским вагонам и по паровозу, приближаясь прямо по путям к поезду. Приехавшие в вагонах солдаты и офицеры стали выскакивать из вагонов и через двери, и через окна. Некоторые бежали к зданиям, но их расстреливали и танкисты, и автоматчики. На путях недалеко от вагонов лежало более 50 немцев, небольшая часть немцев сдалась в плен.
Быстро расправившись с фашистами, танкисты подъехали к товарным вагонам, где уже хозяйничали наши автоматчики. Открыв двери вагонов, они стали выбрасывать из вагонов танкистам сыры, колбасу, какие-то ящики. Мы близко подъехали к двери вагона, и ребята перебросили на броню танка мешок с сахарным песком. Я из башни не вылезал, наблюдая за ближайшими домами и постройками, но было тихо здесь. Загрузившись продуктами, Борис Иванов и автоматчики уселись на броню, и танк двинулся в город вместе с другими танками батальона. Стрельба в городе к вечеру затихала. Оказалось, что с юго-востока в город вошли другие части корпуса и фронта и завершали очищать город от немцев. Наша бригада по приказу комбрига сосредоточилась в районе школы, ждали новых указаний. Свой танк мы поставили у досчатого забора под старыми тополями в 50 метрах от здания школы. Недалеко от нас стояли и другие танки. Танкисты соседнего с нами танка вылезли из машины и уселись на траву рядом с гусеницей танка. К ним присоединились автоматчики с их машины. Они резали колбасу и сыр и стали есть. Наши ребята тоже предложили перекусить и приземлились тоже у гусеницы, начали снимать с брони трофейные продукты. Я согласился и быстро спрыгнул с танка к автоматчикам, получил кусок аппетитной колбасы. Ели колбасу и сыр без хлеба, его у нас не было. Кухня пока не подошла к нам. Колбаса и сыр были свежие и вкусные. Я заметил, что Борис пристально смотрит на соседей, но не успел его спросить, как он встал и подошёл к танкистам другого танка. Они в это время, сняв с брони ведро как наша русская дойница, только верхняя крышка у него была запаяна или заклёпана, открывали ножом эту крышку. Скоро Борис вернулся к нам и сказал, что в ведёрке оказался мёд, правда, искусственный. Но Борис был родом с Амура, и ему очень захотелось медку, который дома едал часто. Он, вернувшись, стал просить разрешения сходить к вагонам за мёдом. Я разрешил ему пойти вместе с одним автоматчиком. Они ушли. А мы занялись осмотром машины и вооружения. Водитель дозаправил систему охлаждения танка водой, осмотрел двигатель и ходовую часть. Командир орудия и я осмотрели пушку и пулемёт в башне, переложили поудобней снаряды. Вскоре подошла в расположение части походная кухня, но мы уже наелись и взяли только хлеб. Подошли и Борис с автоматчиком и принесли такое же ведро, запаянное сверху, как у соседей. Борису не терпелось открыть и побыстрее попробовать трофейный мёд. Он взял у меня складной нож и стал открывать крышку ведра. Я в это время пошёл к танку командира взвода лейтенанта Подгорного В.И., и вдруг услышал, как Борис стал ругаться, применяя даже нелитературные слова в адрес фашистов. Я был вынужден вернуться к экипажу. А у танка творилось непонятное – все танкисты мои и автоматчики смеялись, поджимая животы и даже падая от смеха. Только Борис материл фашистов. Оказалось, когда он вскрыл крышку, в ведре обнаружил вместо мёда мочёную капусту. Я попробовал её, взял в рот, но быстро выплюнул. Была она не солёная, не кислая, а просто мочёная, невкусная. На наш смех собрались танкисты других экипажей, подошли и мои друзья Ваня Булкин, Валя Чугунов, Вася Подгорный и другие и, узнав причину, тоже начали смеяться. Только Борис был хмур, до тех пор, пока кто-то не принёс ему котелок мёда. Только теперь он стал улыбаться, изредка вспоминая фашистов красивым словечком. Мёд стали есть, но продолжали смеяться. На душе стало как-то легко и весело, как будто и не было тяжёлого боя. Стояли здесь у школы мы около двух часов. В город подошли уже стрелковые части и артиллерия. А к вечеру бригада вышла за пределы города, развернулась в боевой порядок и атаковала позиции немецкой обороны, уничтожив их, потеснила противника, вышла на дорогу  и, не задерживаясь на небольших очагах сопротивления, двинулась в сторону п. Сморгонь. Сходу ворвавшись в посёлок и освободив его, танки рассредоточились и встали на ночлег здесь. Ночью в Сморгонь подошли штабы и тыловые машины. А утром 6 июля меня позвали к начальнику штаба 2го танкового батальона капитану Донченко. Он мне устроил «разгон», за то, что ушёл без его разрешения из штаба и приказал передать экипаж танка младшему лейтенанту, который стоял возле штабной машины (фамилию не помню) и мне быстро вернуться в штаб. Я вынужден был подчиниться приказу и вернулся в штабную автомашину. Моему возвращению обрадовались и Тульев, и Досымбетов. Они рассказали мне, что когда вернулся с передовой в штаб капитан Донченко и узнал, что я ушёл на танк и в бой, он встретился с комбатом майором Шведовым А.В. и попросил разрешения вернуть меня в штаб.
Капитан Донченко в бригаду прибыл прямо с преподавательского места, из военной академии. Донченко был «ходячий справочник» по математике и артрасчётам. Решения он делал в уме и так быстро, что все удивлялись. Он был строгий, аккуратный и очень исполнительный, требовал этого и от подчинённых. Но не любил он писать боевые донесения, а когда и писал, то очень кратко и не всегда ясно для других. Вот поэтому и был нужен ему я в штабе. Узнав, что я рвусь опять к друзьям боевым, на танк, капитан Донченко стал отговаривать меня не уходить из штаба. Я пока ничего не сказал капитану, на время умолк, боясь вызвать гнев начальника штаба.
1987 г.
Стиль автора сохранен.
Рукопись Михаила Ивановича Елисеева любезно предоставлена для оцифровки Музеем истории и трудовой славы Заволжского моторного завода. Благодарю за помощь в подборе материалов директора музея Надежду Михайловну Артемьеву.  


sergofan

Много, но читаю.
Спасибо, Макс. Своевременно, нужно, важно.

MAXX


ЦитироватьМного, но читаю.
Спасибо, Макс. Своевременно, нужно, важно.
Может, части покороче делать?

sergofan

Спасибо, вообще хотел просить не частями, а полностью на @-почту)
Если можно.

MAXX


ЦитироватьСпасибо, вообще хотел просить не частями, а полностью на @-почту)
Если можно.
Конечно, можно  :)

sergofan

Цитата: MAXX от 09 апреля 2022, 07:50:33Конечно, можно  :)
Тогда прошу!)
Но и выложи, уверен, прочтут!

MAXX

Новая глава.

#Бессмертныйполк , #ДеньПобеды, #МойПолк
В боях за Кировоградчину. Часть 1.
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Первая публикация фрагментов - в газете «Мотор» от 4 апреля 1985 года «В бою за Знаменку».
Эшелон с танками рано утром 5 декабря 1943 года подошёл к станции Кременчуг. На платформах стояли нижнетагильские новенькие, двадцать одна тридцатьчетвёрка. Танки были полностью укомплектованы экипажами, заправлены горюче-смазочными материала, имели в наличии полный боекомплект снарядов для 76-мм танковой пушки и патронов для пулемётов ДТ-7,6.
Танковые экипажи состояли, в основном, из молодых танкистов, прошедших обучение в учебных танковых полках на Урале. Молодыми были и командиры танков – выпускники Харьковского (г. Чирчик) и 1го Горьковского танковых училищ, которым было присвоено звание «младший лейтенант». Правда, было в эшелоне и несколько бывалых танкистов, которые успели побывать на фронте и получить ранения, и, после лечения в госпиталях, опять спешили на фронт. 
В Кременчуге эшелон уже поджидали представители 32й танковой бригады во главе с заместителем командира бригады по техчасти, инженер-капитаном Агеевым Андреем Матвеевичем. Но, в основном, это были технические службы 1го танкового батальона: старший техник лейтенант Епимахов Владимир Михайлович, Герой Советского Союза, старший техник лейтенант Григорьев Виктор Антонович, техник лейтенант Вайсбурд Борис Зиновьевич, механик-водитель танка старшина Триполитов Юрий Борисович и другие. Разгрузка танков началась сразу же, как эшелон поставили у разгрузочной площадки. Танки своим ходом сходили с платформ и немедля уходили в укрытие. Каждому танку было указанное своё место, возле хат в садах. Было приказано замаскировать машины и ждать дальнейших указаний, а пока приводить материальную часть и себя в боевой порядок. Только к вечеру, еще засветло, танки двинулись к берегу Днепра. Там их грузили на паром и катером буксировали на правый берег. К 23м часам все танки, кроме одного, были уже на правом берегу. Один танк, не дойдя метров тридцать до  берега, сошёл с парома и ушёл на дно. Танкисты были вне танка. Его вытащили только утром 6 декабря, и он, после небольшого ремонта, догнал нашу колонну.
Около 24 часов танки колонной двинулись на запад, в сторону Александрии-Знаменки. До Знаменки было более семидесяти километров пути. Колонна двигалась только ночами. Днём танки останавливались в населённых пунктах, хорошо маскировались. Экипажи устраивались в хатах жителей сёл на отдых.
Вечером 8 декабря колонна танков вброд преодолела речку Ингулку (а, вернее, болотину у речки, мост через речку не мог выдержать вес танка). Это было недалеко от местечка Диковка. Когда танки поднялись из балки на ровное место в поле, то мы увидели зарево пожарищ и услышали артиллерийскую стрельбу. До передовой оставалось недалеко. Двигались всю ночь, осторожно, медленно. А на рассвете 9 декабря колонна с северо-восточной стороны вошла в Чёрный лес, который все годы немецкой оккупации Кировоградчины был местом сосредоточения партизанских отрядов.
Лесной дорогой навстречу нашей колонне, в сторону Диковки, советские солдаты вели большую колонну пленных немецких солдат и офицеров. Нам, новичкам, было интересно посмотреть на живого немецкого вояку. Я, как и другие танкисты, поднялся над открытым люком башни, стал разглядывать пленных. Шли они молча, опустив головы, искоса посматривая на наши грозные и красивые машины. Когда пленные поравнялись с нашим танком, немцы как по команде подняли головы и стали отдавать честь в нашу сторону. Это удивило нас. Почему только нам? И только позднее танкисты рассудили так – в танках, ехавших впереди нас, офицеры одеты были все в комбинезоны и ничем не отличались от других танкистов. Я же был одет в бостоновую гимнастёрку с золотыми погонами. Комбинезон я снял еще вечером у Диковки.
Преодолевая вброд речку Ингулку, за рычагами водителя сидел я сам. Спускаясь с берега в воду, я не рассчитал, дал газ мотору чуть раньше, чем достиг дна речки. Танк рванулся резко вперёд и поднял вал воды на себя. Люк водителя был открыт, и вода бросилась в танк, окатив меня с ног до головы. Хорошо ещё, что не растерялся я и продолжал газовать, и почти вслепую преодолел речку и болотину. Многие опытные водители застряли в болотине. Вот и пришлось мне переодеваться – надеть сухую гимнастёрку. Очевидно, мои погоны и новая гимнастёрка (подарок королевы Англии) и привлекли внимание немцев-пленных. Они отдавали честь советскому офицеру-танкисту.
Колонна пленных прошла, но в лесу оставался своеобразный неприятный запах, присущий только немецким солдатам – запах немецких дустов. Немецкие солдаты обильно обрабатывали дустами своё бельё и обмундирование от вшей и блох. Вот этот запах и оставался в лесу после них.
Около одиннадцати часов дня, колонна танков вышла на большую лесную поляну. Здесь нас остановили. Приказали рассредоточиться. Поставить танки ближе к деревьям и замаскировать. Вскоре поступила команда «дозаправить танки ГСМ и водой, провести осмотр матчасти и мелкий ремонт, подготовить оружие к бою – снять чехлы с пушки и пулемётов». Дозаправив горючее, мы, по приказу комбата, на танк взяли еще 20 снарядов, это уже сверх боекомплекта. Их уложили прямо в ящиках на броне позади башни над моторным отделением. Так сделали и другие экипажи танков. Проведя осмотр машин, кое-где подтянув крепление, танкисты освободились, вышли и з машин и занялись кто чем. Многие стали писать письма родным, а кое-кто подошли к солдату, игравшему на гармошке, и уселись возле него.
Где-то в лесу изредка слышались автоматные очереди и разрывы снарядов, но до нас они не долетали. На поляне было относительно спокойно. Сверху падал мелкий снег. Ничто не говорило о том, что скоро в бой. Около четырнадцати часов, на поляне появилась походная кухня. Старшина батальона Ребров привёз обед танкистам. Солдаты быстро окружили её. Обед прошёл быстро и спокойно. А в пятнадцать часов всех командиров рот и взводов позвали к командиру 1го танкового батальона капитану Аксёнову Фёдору Трофимовичу.
Комбат кратко ознакомил с обстановкой на нашем участке фронта и поставил боевую задачу перед командирами рот и взводов. Задача нашего батальона и всей 32й танковой бригады состояла в том, что, атакуя противника в двух направлениях – пос. Знаменка и ст. Хировка, овладеть станцией, по шоссейной дороге на Кировоград овладеть пос. Знаменка и перерезать дорогу, не дав возможности подброски в город новых подкреплений, и отрезать пути отступления из города фашистам, тем самым, обеспечить освобождение города Знаменка к утру 10 декабря 1943 года. Начало атаки по сигналу «красная ракета».
Командиры разошлись по своим ротам и взводам и приступили к спешной подготовке предстоящей атаки. Комбат задержал у себя командира роты старшего лейтенанта Ананьева и командира взвода танков младшего лейтенанта Чудновского Петра Давыдовича. Комбат приказал взводу танков выступить в боевое охранение, в 15-30 часов в направлении на станцию Хировка – с. Богдановка.
В составе взвода были экипажи танков младшего лейтенанта Кости Разумовского и младшего лейтенанта Тюрина Александра Михайловича.
Вернувшись от комбата, командиры взводов собрали командиров танков  и довели задачу батальона до каждого экипажа. Было приказано сдать старшине Реброву танковые часы и брезенты. Саша Тюрин, пробегая мимо нашего танка, крикнул мне: «Миша, я уже иду!». Вскоре танки взвода П.Чудновского двинулись в южном направлении лесной дорогой в сторону железной дороги и скрылись в снежной пелене. Примерно в 16 часов прозвучал сигнал «заводи моторы». И танки повзводно и поротно двинулись той же лесной дорогой на юг, следом за взводом Чудновского. До железной дороги было более километра пути. Когда батальон подъезжал к железнодорожному переезду, танки взвода Чудновского уже завязали бой. Они двигались в сторону ст. Хировка, и один из танков шёл на подъём к селу Богдановка. Ближе к железной дороге, горел танк моего друга А.М.Тюрина, стреляя в сторону станции. На большой скорости двигались танки Чудновского и Разумовского. Они вели огонь из пушек в направлении северной окраины села Богдановка. Немецкая артиллерия вела сильный огонь по танкам взвода. Снаряды рвались рядом с танками, а они всё шли и шли вперёд. Но вот снаряд попал в танк командира взвода. Танк загорелся. Было видно – кто-то выпрыгнул из танка. Вскоре болванка (немецкий противотанковый снаряд) угодила в башню танка Саши Тюрина. Танк развернулся и двинулся в низину. Только позднее я узнал, что от прямого попадания в танке были ранены все члены экипажа. Тяжело ранен командир – в лицо и правую руку. Ранен в ногу заряжающий. Легко ранены механик-водитель, в спину, и стрелок-радист. Когда механик-водитель почувствовал боль в спине, по ТПУ (танковое переговорное устройство) спросил: «Командир, что делать?». Но раненный в лицо командир ничего не мог ответить, молчал. Тогда водитель вывел танк из зоны огня немецких пушек в ложбину и остановился у скирды.
  Продолжал ещё двигаться вперёд танк Кости Разумовского ближе к Богдановке, непрерывно ведя огонь по северной окраине села. Там, на окраине села, фашисты подбили танк Кости, а командир погиб в бою как герой.



Продолжение следует.

MAXX

#Бессмертныйполк , #ДеньПобеды, #МойПолк
В боях за Кировоградчину. Часть 2.
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
После сигнала «красная ракета», наш батальон, перевалив через полотно железной дороги на глухом лесном переезде, вышел в поле. Поле впереди было чистым и белело от свежепадавшего снега. Прямо на юг от переезда шла ложбина, а по обоим сторонам поле очень полого поднималось влево к пос. Знаменка и вправо к Богдановке. Впереди по направлению движения батальона виднелись две скирды, сложенные из снопов пшеницы.
Видимость в поле была средней, продолжал ещё падать слабый снег. Левее пути танков, в поле, ближе к поселку Знаменка, виднелся небольшой массив кустарников. Выйдя в лес, танки развернулись. Часть их повернула вправо и двинулась в сторону Хировка-Богдановка. Остальные танки батальона, в том числе, и наш взвод, продолжали двигаться ложбиной прямо на юг, мимо скирд, которые стояли на поле на подъёме к Знаменке. Батальон шёл в обход Знаменки с западной стороны.
Нашему взводу было приказано ложбиной проехать дальше на юг, затем развернуться влево на восток и выйти противнику в тыл километрах в семи-восьми от Знаменки, выйти на шоссейную дорогу Знаменка-Кировоград, оседлать её, не дав возможности немцам перебросить подкрепления по ней из местечка Субботцы в Знаменку.    
Когда наши танки проезжали мимо скирды, я увидел стоявший там танк Саши Тюрина. Танкисты стояли у танка, в середине стоял командир. Правый рукав гимнастёрки у него свободно болтался на ветру. Меня обожгла догадка, что Саша без руки, что ему оторвало её в бою. Тогда я поднялся из башни в открытый люк и помахал рукой другу. Саша увидел меня и, как показалось мне, слегка улыбнулся. Остановиться мне было некогда, и я проехал вперёд. Только через 42 года я разыскал своего друга Тюрина Александра Михайловича. Он оказался жив. Узнал я, что и рука у него цела, и что в том бою Саша был тяжело ранен, лечился и снова вернулся в бригаду.
Двигаясь ещё вместе с ротой по ложбине на левом крыле, наш взвод попал под обстрел немецких пушек. Снаряды один за другим падали возле танков, ударяли по броне танков рикошетами, не причинив пока вреда нам. Мы тоже ответили огнём своих пушек, стреляли в сторону Знаменки наугад, пока ещё не видя, кто и откуда ведёт огонь по нашим танкам. Свернув чуть влево, мы укрылись в кустарниках. На счастье, там оказались партизаны, ждавшие начало общей атаки. Они подошли к нашим танкам и рассказали, что стреляют по нам немецкие пушки, укрытые за крайними хатами, и три немецких «Тигра», стоящие на охране штаба, что расположился на окраине посёлка в деревянном здании школы. Снег к этому времени идти перестал. Мы из кустов хорошо видели и окраину посёлка, и школу, но не видели ни танки, ни пушки противника, и было до школы довольно далеко, и стрелять мы не стали зря. Нужно было выполнить приказ командира роты. Уточнив у партизан (а они знали хорошо местность), где дорога на Кировоград за городом и как быстрее до неё добраться не входя в город, мы снова двинулись ложбиной в южном направлении в сторону поля, где виднелась неубранная кукуруза. Партизаны предупредили нас, что на нашем пути встретится противотанковый ров, а за ним, минуя подъём в поле, будет видна и шоссейная дорога. Так взвод наш уходил вперёд, а танки батальона, тем временем, повернули влево в сторону Знаменки, развернулись в боевой порядок «углом вперёд» и пошли в атаку, открыв огонь по окраине посёлка. Немцы стреляли по атакующим танкам, но остановить атаку им не удалось. Танки ворвались на западную окраину посёлка (современная ул. Калинина), заставив отступить немцев к центру посёлка. Немецкая пехота и артиллеристы, используя для укрытий глинобитные хаты и другие постройки, почти в упор стреляли по нашим танкам. В нескольких метрах от дома № 51 по ул. Калинина, немцам удалось поджечь первую ворвавшуюся тридцатьчетверку. Об этом мне рассказала в 1985 году очевидец того боя жительница пос. Знаменка Диденко Екатерина Терентьевна. Другой танк, ведя по фашистам огонь из пушки и обоих пулемётов, продвигался к центру, но прошёл чуть более ста метров и тоже был повреждён, остановился. Но экипаж продолжал стрелять. Двигавшиеся за ним танки, используя для укрытия постройки, вели прицельный огонь по огневым точкам противника.
На улице наступали сумерки зимнего вечера. Беспрерывно атакуя, танкисты, при поддержке пехоты и партизан, теснили немцев к центру, отбивая у немцев дом за домом, улицу за улицей. В самый разгар боя в посёлке, на другом уже танке, к атакующим подъехал командир взвода младший лейтенант Чудновский П.Д. Он, после, как сгорела его машина, вернулся на исходные позиции бригады, где расположился штаб батальона. Вскоре туда же подошёл танк, привёз раненых, в том числе, был ранен и командир танка. Начальник штаба 1го танкового батальона старший лейтенант Туркин Михаил приказал Чудновскому под командование этот танк и догнать танки нашей роты в пос. Знаменка.
Ночью в бою за посёлок был убит командир роты старший лейтенант Ананьев, который приехал с нами эшелоном из Н.Тагила.
Немцы отчаянно сопротивлялись, не давая возможности нашим танкам выйти из укрытий, расстреливали почти в упор. Только к полуночи, при поддержке партизан и пехоты танкам удалось выйти на центральную улицу посёлка (современное название улица Ленина), где проходила шоссейка на Кировоград. Отбивая дом за домом в темноте, танки, оседлав дорогу, продвигались в обе стороны: в сторону города и в сторону Субботцев. Здесь танк Петра Чудновского вновь попал в зону сильного огня немецких пушек и загорелся. Петя опять успел невредимым покинуть горящий танк. А уже примерно через час младший лейтенант Чудновский Пётр командовал уже третьим экипажем в этом бою. Повсюду шла в посёлке стрельба, и было трудно определить в темноте, где кто стреляет. Только по характеру звуков наших танковых пушек Чудновский ориентировался в темноте, откуда бьют пушки противника, и вёл по ним огонь. Помогали ориентироваться находившиеся поблизости партизаны. Оказавшись снова на центральной улице, танк Чудновского стал теснить немцев в сторону Субботцев. Город Знаменка и посёлок горели. От пожарищ на улице было светло. Особенно сильный пожар был на железнодорожном узле. Немцы начали уходить из города и посёлка, а после полночи стрельба затихла совсем. Не успевшие уйти из города немцы в ночи сдавались в плен. Чудновский под утро свой танк остановил на выезде из посёлка, связался со штабом и доложил обстановку в районе действия его танка.
 (продолжение следует)


MAXX

Вот тут (https://t.me/CenaPobedy) буду выкладывать в первоочередном порядке.