Бессмертный полк (Заволжье)

Автор MAXX, 27 января 2016, 21:20:50

« назад - далее »

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Выход на госграницу с Румынией. Февраль-май 1944 года. Часть 11.
Во второй половине мая танки подошли к горной речке. Текла она глубоко в низине. Берега её были скалистые и высокие, обрывистые. Спуск к реке был крутой, дорога, вырубленная в камне, серпантином шла к низине. Дорогой мог двигаться по ширине только один танк. Склоны берега были покрыты деревьями. Подъехав к реке, танки остановились, всех механиков-водителей танков собрал помощник командира роты по технической части и проинструктировал, как управлять машиной на спуске с горы. Немцы не стреляли по нам, очевидно, нас в лесу не было видно. Начался спуск вниз. Ушли уже несколько танков. Наш танк пошёл шестым или седьмым. Я, как и командиры первых машин, вылез из башни и уселся верхом на люк водителя, помогая ему вести машину. Обзор впереди был хороший. Как только пошли на спуск первые танки, противник открыл огонь из орудий и миномётов, но пока вреда не причинил. Наш танк на тормозах спускался к первой поворотной площадке, где дорога поворачивала на 180° и шла опять вниз. Дойдя до площадки, водитель спокойно развернул танк на месте, правая гусеница танка оказалась в 2-2,5 метрах от обрыва на площадке. Водителю обрыв был не виден, и я показывал ему, чтобы прижимался влево, что он и сделал. Танк уже начал движение с площадки вниз, когда выше нас на склоне разорвался вражеский снаряд, а затем другой, но уже чуть впереди. Водитель резко затормозил. А меня взрывной волной сбросило с брони танка на край площадки. Приземлился я всего в метре или чуть больше от обрыва. Высота от берега реки до площадки была не менее пятидесяти метров. В горячке я ещё попытался встать, но ноги мои уже не слушались меня, особенно левая нога. С танка на помощь поспешили несколько человек, в том числе и Борис. Они подняли меня на руках, подняли и положили над моторным отделением, придерживая меня. Водитель продолжил двигаться вниз, к реке. Там, внизу, водителю указали место, где поставить танк. На берегу расположился населённый пункт. Вскоре к нашему танку подъехал военфельдшер батальона Могилевский М. Осмотрев меня, он приказал снять меня с брони на землю, а мне сказал: «Придётся подлечиться тебе, лейтенант, в медсанбате». Когда снимали меня с танка, боль в ногах усилилась, я чуть терпел, закусив губы. Когда положили на землю, боль немного утихла, но двигать ногами, особенно, левой, было больно. Тут я понял, что придётся расстаться с экипажем на время, а, может, и навсегда. Жалко было уходить из батальона, оставлять своих боевых друзей, которых полюбил и доверял им в бою. Обратившись к ст. лейтенанту Могилевскому, я просил не отправлять меня из батальона. Он сказал, что спросит комбата. Через какое-то время мне пришли и сказали, что комбат разрешил оставить меня в батальоне и двигаться в машине санвзвода или в других тыловых машинах. Вместо меня в экипаж пришел другой командир танка, из резерва. Ребята попрощались со мной, и танк ушёл вперёд. Я лежал возле какого-то сарая. Со мной остался санинструктор. Во второй половине дня подъехали тыловые машины, походная кухня. А к вечеру ко мне вернулся ст. лейтенант м/с Могилевский. Он спросил меня, как я чувствую себя. Я сказал, что лучше, только левая нога болит. Могилевский из машины достал костыли и, подавая мне, сказал: «Давай учиться ходить». Меня подняли на ноги. Хоть и болели ноги, но я терпел. Опираясь на костыли, я хотел встать, но боль в пояснице была невыносимой, поэтому Могилевский приказал поднять меня в кузов автомашины, и мы поехали до другого населённого пункта, где и остановились на ночлег. Что было в последующие дни, я что-то не помню. Выпало из памяти. Помню только, когда я стал уже двигаться на костылях, меня пригласил шофёр автомашин ЗИС-5 к себе, помог мне подняться в кузов и устроил на снарядных ящиках. Машина наша ехала в гору, кругом по склону зеленели горные леса. Кода машина поднялась на гору, впереди мы увидели белокаменный город, весь в зелени садов и леса. Это было так красиво, что нельзя было оторваться взгляду от этой картины. А когда машины вошли в город, он жил уже почти мирной жизнью. Жители приветствовали нас, приглашали к себе. Торговали уже хозяева магазинов и ларьков, зазывая солдат к себе, предлагая что-нибудь купить у них. Но солдаты если и покупали, то только виноградное вино. Оно было очень дешёвое. Румыны очень дёшево продавали скот: бычков, барашков. Снабженцы закупали скот для кухни. Сразу питание танкистов резко улучшилось. Только вместо хлеба продолжали выдавать мамалыгу. В городе можно было помыться, подстричься. Сколько пробыл я в городе, не помню, опять почему-то провал в памяти. Память начала сохранять только с момента, когда мы, легкораненые и контуженные, вместе с резервом танкистов, человек 8-10, ехали на трофейной автомашине с очень большим кузовом и дугами над кузовом для брезентового покрытия. Кто-то из ребят сказал, что мы подъезжаем к реке Сирет. И начались шутки, а кто-то рассказал присказку «русские на Прут, а немец на Сирет».
Ехали спокойно, немецкая авиация не летала. Подъезжая к реке, я, прикорнув на снарядных ящиках, вскоре уснул, и, когда спускались с крутого берега и въехали на мост, я проспал. Разбудили меня ребята только когда автомашина выехала с моста на западный берег реки и встала. Спал я, видно, крепко, и спросонья, когда разбудили меня, не сразу понял, что же случилось и чем так все взбудоражены. В кузове остался только я один. Поднявшись на костылях в кузове, я увидел, что деревянный мост через Сирет, по которому проехала наша автомашина, рухнул в реку, кроме двух или трёх пролётов. Позднее ребята рассказали мне, когда наша автомашина выехала на мост и проехала несколько метров от берега, то шофёр почувствовал, но ещё не увидел, что машина как бы оседает, особенно зад, и на следующий пролёт едет как будто в гору. Не осознав ещё до конца, что оседает мост под машиной, шофёр нажал педаль газа до отказа, машина резко рванулась вперёд. Танкисты, сидевшие в кузове, сначала удивились бешеной скорости автомашины, а потом увидели, как позади рухнул в реку один, а затем и второй пролёт моста, закричали шофёру. Все, кроме меня спящего, забеспокоились в кузове и, как говорили позднее, чувствовали, как оседает пролёт под машиной. Шофёр тоже уже увидел, как рухнули пролёты за машиной, и сильно жал на педаль газа. До берега оставалось несколько пролётов, когда кто-то из ребят спаниковал и на ходу машины выпрыгнул из кузова за борт и упал в воду. Остальные последовали за ним. Хорошо, что близко у берега до воды было из кузова не более 3 метров. Вот в этот момент и произошло ЧП. Младший лейтенант, очевидно, спавший, как и я, услышав крик, проснулся, видя, что ребята выпрыгивают из кузова, последовал за ними. Сделав прыжок прямо с ящика в сторону воды, он как-то угодил головой прямо в металлическую дугу и упал не в воду, а рядом на мост. Этот последний пролёт под машиной не рухнул. Когда автомашина остановилась на берегу, и шофёр, а затем и солдаты подбежали к младшему лейтенанту, он был уже чуть жив, а через некоторое время умер. Я, стоя в кузове, смотрел на реку, на рухнувший мост и на ребят, которые несли командира танка на руках с моста, и опять подумал, что и здесь судьба сберегла мою жизнь. А если б я не спал, на костылях не только прыгать – ходить-то только учился. А если б и помогли прыгнуть, то, наверное, в лучшем случае остался калекой навек. Я благодарил Бога за то, что проспал этот момент. Да и ребята называли меня счастливчиком, радовались, что не испытал я того страха, что испытали они. Перепугались они все. Водитель долго не приходил в нормальное состояние, рассказал, увидев, как рухнули один за другим пролёты моста за машиной, уж и не верил, что сможет вырваться на берег живым, но жал на педаль газа, гнал машину вперёд. И она успевала выскочить на следующий пролёт, когда падал за ней пролёт, который уже проехали. 
Продолжение следует. Далее часть 12.

sergofan

Вчера вновь в заволжье был Поезд Победы. Взрослые на работе, отрадно, что было много детей!

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Выход на госграницу с Румынией. Февраль-май 1944 года. Часть 12.

Младшего лейтенанта похоронили танкисты недалеко от берега реки Сирет. Приехав в расположение тылов бригады, стоявших в лесу, мы вынуждены были рассказать всем о случившемся. Я же не мог ничего рассказать, говорил, что проспал. Все смеялись, называя меня «сонулей», и радовались за меня. В этом лесу стоять долго не пришлось. Поступил приказ бригаде маршем двигаться в северном направлении прямо ночью. На рассвете танковые батальоны и тылы подошли к железнодорожной станции Хырлэу, где уже шла погрузка других частей 29го танкового корпуса. Танки и автомашины были поставлены в укрытия и замаскированы. А среди дня были поданы платформы для танков и несколько товарных вагонов и началась погрузка нашей бригады. Загруженные на платформы танки и вагоны солдаты маскировали свежей зеленью деревьев. В вагонах солдаты восстанавливали и делали вновь нары для спанья. В первые от паровоза вагоны загрузили раненых, в том числе, и меня. В последующих расположились танкисты и штабные работники. В целом, бригада грузилась около полутора суток. Снабженцы подвозили к эшелону купленный у румын скот – барашек и бычков, и грузили их в вагоны. Грузили лошадей и корма для них. Я днём от нечего делать улёгся на нары в вагоне и уснул. Проснулся ночью, почувствовав, что вагоны движутся по рельсам. Мы поехали. Куда? Никто не знал. Может, старшие командиры и знали, но нам не говорили. Танкисты гадали. Из Хырлэу эшелон вышел 27 мая 1944 года. Когда эшелон подошёл к р. Днестр, стали говорить, что везут нас на восток, на Украину. Наш поезд ущельем спустился к берегу реки, и дрога повернула вправо на юг и шла вдоль берега реки. Справа от дороги был высокий скалистый берег, изрезанный небольшими ущельями. По всему склону рос лес. Когда поезд приближался к железнодорожному мосту через Днестр, в воздухе появились немецкие самолёты – «мессера». Зенитные орудия, пулемёты, охранявшие мост, открыли заградительный огонь по самолётам. Открыли пальбу по самолётам и танковые пулемёты, установленные на башнях танков. Огонь был мощный, и боевой порядок немецких самолётов был расстроен. Фашисты были вынуждены сбросить бомбы в реку, далеко от моста, и обстрелять наш эшелон из пушек и пулемётов. Эшелон остановился примерно в километре у моста. Все, кто мог двигаться, покинули вагоны и убежали в ущелья и вверх по склону и спрятались в лесу. Остались в эшелоне только танкисты в башнях танков за пулемётами, стрелявшие по самолётам, да раненые кто не мог двигаться, вроде меня. Когда все убегали от вагонов, и фашисты – лётчики стреляли по эшелону, стал пытаться выйти из вагона и я. Как-то удалось мне оказаться на полотне железнодорожной насыпи, на уйти в гору я не мог. Одна клюшка осталась в вагоне. Смотрел я на убегающих, стоя у вагона, и так сделалось обидно, что слёзы потекли по щекам. Обидно было умирать не в танке, вне боя. Самолёты группами подлетали несколько раз, но большого вреда ни эшелону, ни железнодорожному мосту не причинили. Несколько человек – танкистов были убиты и ранены. Примерно через полчаса-час солдаты вернулись в эшелон по гудку паровоза. Ребята помогли мне подняться в вагон. Они рассказывали смешные моменты, как прятались от самолётов, очевидно, стараясь успокоить нас – раненых. Скоро я забыл свои обиды. Поезд тронулся вперёд и благополучно прошёл через мост на левый берег. Когда мы подъехали к железнодорожной станции Залещики, то увидели ужасную картину. Справа по ходу поезда валялись покалеченные взрывами бомб танки, автомашины, вагоны. Исковерканы рельсы, на путях зияли глубокие воронки. Путь, по которому шёл наш поезд, был уже восстановлен железнодорожниками. Наш эшелон прошёл мимо станции тихо, не останавливаясь. Ребята говорили, что немцам удалось разбить один из эшелонов нашей 5й гвардейской танковой армии. 
Впереди Украина. Вот эшелон наш прошёл Киев, Сумы, ст. Михайловская. Ночью проехали Брянск. В первых числах июня 1944 года поезд подошёл к железнодорожной станции Кардымово. Это восточнее г. Смоленска. Здесь нас разгрузили, и наша бригада сосредоточилась северо-западнее станции в лесу. Сюда подошли эшелоны и с другими частями и соединениями нашей 5й гвардейской танковой армии. 

1989-1990 г.
Стиль автора сохранен.
Рукопись Михаила Ивановича Елисеева любезно предоставлена для оцифровки Музеем истории и трудовой славы Заволжского моторного завода. Благодарю за помощь в подборе материалов директора музея Надежду Михайловну Артемьеву.

MAXX

По хронологии дальше идет глава Освобожденик Белоруссии
https://zavolzhie.net.ru/forum/index.php?msg=180198

MAXX

Начинаю публикацию новой главы - "Впереди - Литва".
Выкладывать буду через два дня на третий.

#Бессмертныйполк  #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 1.
Танки бригады, продолжая преследовать отступавшего противника, 6 июля 1944 года пересекли границу союзных республик Белоруссии и Литвы, наступая в направлении населённых пунктов Жупраны-Ошмяны-Вильно. Штабная автомашина вечером 6 июля подъехала к Жупранам. Это очень красивый населённый пункт, расположившийся на западном берегу запруды (озера) на речке Ошмянке (автор название не помнит – М.В.). На плотине стояла водяная мельница. А населённый пункт и берег запруды утопал в зелени. По берегу росли ивы, а возле домов зеленели сады. Жупраны был довольно-таки большой населённый пункт. Ведь кругом стояли хутора, по одному или по два дома с постройками. Немецкие войска на таких хуторах почти не задерживались, поэтому они остались, в основном, нетронутыми. Мало заходили в такие хутора и танкисты. Население хуторов встречало нас с какой-то опаской и неприязнью. На окраине Жупран мы остановили свою машину на ночлег.
В боевом состоянии к этому времени в бригаде оставалось по несколько танков на батальон. И, когда 10 июля бригада подошла к оборонительным укреплениям г. Вильно и сходу прорвалась вместе с 32й танковой бригадой к аэродрому немцев, то несколько танков ещё были повреждены и сожжены. Полковник Мищенко И. приказал все оставшиеся исправными танки сосредоточить в 3-м танковом батальоне майора Гейне К. Так в нашем 2м батальоне не осталось ни одной боевой машины, а вечером 11 июля 25-ю танковую бригаду отвели на отдых и доукомплектование по дороге на Минск на 18й километр.  Часть расположилась в молодом сосновом лесочке недалеко от местечка Рукайняй. Там танкисты развернули палатки, многие сделали простые шалаши для жилья по экипажам. Стояла часть здесь долго – более полумесяца, поджидая из тыла новое пополнение. Первые дни личный состав занимался обустройством жилья, а в свободные минуты занимались кто чем хотел, но, в основном, писали письма родным.
На другой или на третий день, по распоряжению руководства, несколько боевитых танкистов были посланы в г. Вильно с заданием раздобыть что-нибудь съестное из трофеев. Среди них был и Борис Иванов, который перед отъездом забежал ко мне – сказал. Вечером автомашина с солдатами из Вильно вернулась в расположение части, загруженная продуктами, и даже привезла несколько литров шнапса. Только не вернулся с машиной Борис. Ребята, ездившие в Вильно, сразу же пришли ко мне и сказали об этом. Они рассказали, что Бориса схватили часовые, охранявшие склады. Когда приехали они в Вильно, то доверились находчивости моего заряжающего, и он быстро нашёл бывший немецкий продовольственный склад, взятый уже под охрану тыловыми частями фронта. Борис, оставив машину на площади с солдатами, ушёл, сказав, чтобы следили за его сигналами. Через некоторое время, солдаты увидели Бориса в раскрытом окне второго этажа склада. Он подал сигнал так, чтобы автомашина с солдатами подъехала прямо под окно, к стене склада, что и сделали солдаты. Борис через открытое окно стал подавать солдатам продукты, а они укладывали их в кузов. Загрузили их уже много, когда раздался выстрел часового. Борис приказал водителю быстро уезжать дальше. Автомашина рванула вперёд и, миновав площадь, встала на тихой улочке. Танкисты решили пешим вернуться на площадь, встретить Бориса. Но, прождав долго, так и не дождались его, а вечером решили возвращаться уже без Иванова, понимая, что Бориса схватили в складе. Приехав в часть, доложили командованию о случившемся, сказали и мне. Я после услышанного расстроился и пошёл по дороге, надеясь встретить Бориса. Уже стемнело, когда я вернулся в расположение один. Друзья мои ждали меня и, увидев расстроенного, стали успокаивать, надеясь на смекалку Бориса.
Мы не успели обсудить создавшуюся ситуацию, как услышали окрик часового, охранявшего часть со стороны дороги: «Стой! Кто идёт?». Ответы мы не расслышали, но через несколько минут возле нас появился Борис. Все обрадовались его появлению, но не спешили с расспросами. А он, закурив сигарету, стал рассказывать, как он смог уйти. Когда часовой увидел что-то неладное в складе, он выстрелил. Охрана быстро оцепила склад и, открыв дверь, увидела Бориса. Как сказал он, подошёл уже к двери и ждал, когда её откроют. Солдаты спросили его: «Что ты делаешь тут и как попал сюда?». Борис ответил, что пришёл разжиться трофеями немного. Охрана повела его к начальнику в звании полковника. Полковник задал Борису тот же вопрос и получил полный и откровенный ответ, что он приехал за продуктами для части. Спросил полковник: «Кто послал тебя?». Борис ответил, что танкисты решили сами, никто из командиров не знает. Часть находится на отдыхе, а 11 июля ему пришлось штурмовать этот склад, освобождая от немцев г. Вильно.
Продолжение следует. Далее - часть 2.


MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 2.
Полковник потребовал документ, подтверждающий, что он из 25й танковой бригады. Борис предъявил красноармейскую книжку. Поверив в правдоподобность рассказанного Борисом, полковник расслабился, подобрел и даже улыбнулся находчивости солдата. В это время Борис осмотрел окна кабинета и понял, что через них можно уйти легко, а когда полковник встал и вышел из кабинета за чем-то, Борис быстро открыл окно и ушёл через него в город, а затем на попутке добрался до части. Его беспокоило, что по книжке его найдут и сурово накажут. Дослушав рассказ, мы все встали и пошли в штаб бригады, где доложили о возвращении Иванова в часть и что его красноармейская книжка осталась у полковника. Начальник штаба успокоил нас – «книжку выпишем новую», и тут же позвонил помпохозу части. Скоро в штаб солдат принёс хлеб, колбасу и бутылку шнапса и отдал нам. Мы ушли в шалаш и там с друзьями «повечеряли» (поужинали). Спать нам с Борисом обоим не хотелось. Друзья разошлись по своим шалашам, а я достал письмо от родителей, которое получил днём, и дал читать Борису. При свете коптилки Борис прочитал письмо. Отец и мать мои называли нас обоих с Борисом сыновьями. Они радовались, что мы оба живы. С момента нашего знакомства, Борис рассказал, что он из детдома и что у него нет ни отца, ни матери. Об этом я и написал своим родителям. Борис после окончания Корсунь-Шевченковской битвы стал писать письма моим родителям, называя мою мать «мама». И мы для родителей за этот период войны стали оба родными, как два брата, как их сыновья. Поэтому мы ждали их письма и радовались, когда приходило письмо. Прочитав письмо, Борис, то ли под воздействием только что пережитого, то ли надоело держать в тайне правду о себе, то ли от теплоты чувств, сказанных родителями в письме, обняв меня, начал со мной откровенный разговор, поведав всю правду о себе, которую таил более 6 месяцев. Он начал с того, что сказал: «Миша, а у меня ведь живы и мать, и отец. Но я плохой сын у них. Перед войной сильно провинился, а теперь ношу фамилию не отца. Есть у меня и брат старший, живёт в районе г. Керчь. Жив ли он – не знаю. Ты прости меня, что я так долго врал тебе – брату своему». Это очень удивило меня. Сначала я не верил тому, что слышал, подумав, что Борис просто шутит. Но он рассказал мне длинную историю его похождений и причину, почему он сменил фамилию. Он сказал, что его отец Бородин Семён вместе с матерью живут в г. Батуми, Грузинской ССР, и что отец – ответственный работник, уважаемый в городе человек, мать – домохозяйка. После долгого молчания, я спросил его: «Можно я напишу письмо матери?». Борис согласился, но не надеялся, что мать простит его.
Утром я написал письмо в Батуми. Описал только правду о Борисе, рассказал, какой он прекрасный друг, мой товарищ и брат, и что мать моя назвала его своим сыном. Борис был старше меня лет на 4-5, умнее меня. Он многое делал, чтобы я не чувствовал тяжести боевой обстановки и чтобы не горячился в бою. Да многому научил меня этот прекрасный человек. Всё, что было до войны в его жизни, он считал ошибкой юности и дал мне клятву, что не повторит больше никогда. А если не стерпит, то разрешил мне убить его как нарушившего клятву.
Продолжение следует. Далее - часть 3.

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 3.

К концу июля 1944 года пришло письмо от матери из Батуми. Чувствовалось, что не одна слеза матери легла на листок бумаги, когда писала она мне и Борису письмо. Это было прекрасное, душевное материнское письмо, которая, наконец-то, обрела весточку о сыне, которого так хвалит командир и боевой товарищ. Мать писала, что, если написанное мной о сыне всё правда, то они с отцом готовы простить все обиды и боль, причинённые Борисом. Мать просила меня, чтобы Борис быстрее написал ей письмо сам. Читал я это письмо и не смог сдержать слёз, а когда пришёл Борис, я отдал его ему. Увидев знакомый материнский почерк, он раскрыл письмо и стал читать. На щеке его появилась первая слезинка. Ничего не сказав, он повернулся и ушёл в чащу леса. Таким я его раньше не видел. Я не мешал ему. А когда он вернулся, попросил у меня бумаги и опять ушёл в лес, писать письмо родителям. Уходя, он обнял меня, сказав: «Спасибо тебе, браток!». Так началась переписка Бориса с родителями. Продолжал писать он и моим родителям, как и прежде.
Почти с первых дней отдыха, с танкистами начались занятия по совершенствованию знаний по тактике ведения боя и по изучению материальной части и вооружения танка. К этому времени командиром 29го танкового корпуса был назначен генерал-лейтенант Малахов К.М, вместо генерала Фоминых Е.Ф. Вот однажды и приехал к нам в часть генерал Малахов. Увидев, что ослаблена внимательность и дисциплина личного состава, утроил разнос нашим командирам. Малахов приказал собрать всех офицеров части для знакомства. Но, уже распалившись ранее, он не мог успокоиться и в разговоре с нами. В конце беседы он приказал командиру бригады полковнику Мищенко организовать стрельбы из личного оружия и, причём, немедленно. Командир дал команду оцепить участок поля с холмами, установили три щита с мишенями и приступили к стрельбам. Первыми стреляли командиры рот, батальонов, а потом мы – командиры взводов и танков. Стреляли плохо. Многие не попадали даже в щит с мишенью. Я выстрели ещё лучше других, но всё же из трёх патронов только две пули попали в цель, выбив 12 очков (5 и 7). Генерал-лейтенант так рассердился на нас, ругал как мог, говоря, что нас надо всех разжаловать в рядовые. «Как же вы стреляете в фашистов, вояки?!». Вынув из кобуры свой пистолет, Малахов выстрелил три раза подряд и сказал: «Идите, смотрите. 27 очков!». Многие из офицеров побежали к мишени, в которую стрелял генерал, и все были удивлены точности выстрелов. Действительно, генерал выбил 27 очков (10, 9 и 8). Как нам было стыдно!
Мы возвратились в строй, опустив глаза, стыдясь встретиться с взглядом генерала. Досталось за нас командиру бригады. Генерал приказал начать тренировки офицеров по системе, подсказанной генералом. Генерал показал, как это делать. Взяв камень, привязал его ленточкой с петелькой для пальца-мизинца, повесил его на палец, а пистолет взял в правую руку, стал прицеливаться. И так посоветовал держать пистолет пока не устанет рука. Тренироваться приказал ежедневно по несколько часов. Уезжая от нас, генерал предупредил: «Приеду дня через два, проверю лично. Всех, кто будет плохо стрелять из личного оружия, отстраню от командования». Генерал уехал, а офицеры уже готовили груз для тренировки. Комбриг приказал разрядить все револьверы и пистолеты, во избежание случайного выстрела, и разрешил начать тренировку. Офицеры разбрелись по лесу, найдя свою цель, прицеливались в неё. Некоторые офицеры прицеливались без пистолета, пальцем, держа в руке груз. На другой день полковник Мищенко проверил, как стали стрелять офицеры поротно. Успех тренировки был налицо. Стреляли хорошо. Но тренировки продолжались. Когда Малахов приехал снова в часть, то многие боевые командиры стреляли на отлично, сносно стреляли и тыловые офицеры. Я в этот раз из 30 возможных выбил 28 очков. Генерал остался доволен стрельбой, поблагодарил офицеров за труд и сказал, чтобы тренировались мы и впредь. Это был памятный урок для командиров части. Я его запомнил на всю жизнь и пользуюсь этой тренировкой в мирное время перед стрельбами в военкомате или в воинской части, когда бываю в гостях. И всегда менее 21 очка из 30 возможных не выбиваю.
Продолжение следует. Далее - часть 4.

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 4.
Так мы жили в дни отдыха, поджидая подхода эшелона с пополнением. Когда ещё только подразделения бригады сосредоточились в лесочке, ко мне подошёл старший сержант и обратился: «Товарищ младший лейтенант, мне сказали, что Вы – горьковчанин. Правда ли это?». Я ответил, что правда, только не из самого города Горького, а из Богородского района, из области. Старший сержант аж вскрикнул: «Так и я из Богородского района, из села Доскино». Мы, два земляка, познакомились. Правда, сёла наши были на концах района, примерно в 50 километрах друг от друга. Познакомил я старшего сержанта ещё с одним земляком – Тульевым С.Н. Мы стали часто встречаться, говорили о родном крае. Однажды старший сержант, он был механик-водитель, пришёл ко мне и сказал: «Еду в Сормово за техникой. Сейчас был в штабе бригады, готовят проездные документы на меня». Я обрадовался, написал быстро письмо и передал ему. Договорились, что он побывает у моих родителей и расскажет обо мне и о Борисе. В гостинец родителям я послал два куска мыла, немного писчей бумаги и тетрадку. Другого у нас ничего с Борисом не было. Борис в дорогу земляку принёс буханку хлеба, немного колбасы и сала. Так хотелось мне, чтобы он побывал у родителей! Но, видно, было не суждено, оказалось, что времени у друга не было совсем, даже побывать в Доскино. В Сормове танки уже стояли на платформах, и, как приехал представитель части, тут же тронулся эшелон на Вильно.
Недалеко от нашей части, только через поле, расположился аэродром ночных бомбардировщиков-курурузников. Девчата-лётчицы побывали у нас в гостях, завязалась дружба. Ходили вечерами то танкисты к лётчицам, а когда они были свободны от пол1тов, приходили к нам на танцы. Танкисты выносили баян, и начинались танцы. Девчата были молодые, красивые, и почти у всех грудь увешена боевыми орденами. У танкистов орденов было в несколько раз меньше. В один из вечеров, к танкистам приехала кинопередвижка, и мы вместе с лётчицами посмотрели кинофильм «Два бойца». Это был первый фильм, который я смотрел на фронте.
Самодеятельные артисты части почти каждый вечер устраивали концерты. Особо отличался среди них старшина Каращук П., который пел сатирические частушки про Гитлера и воронежские нескладухи. Приезжали к нам и столичные артисты с концертами. Это был настоящий отдых части.
Здесь в лесу, недалеко от Вильно, меня сфотографировал корпусной фотограф. Несколько фотографий он позже дал и мне. Одну из них я отправил родителям. Много писем за период отдыха ушло на родину. Получали письма и мы. Я получил два письма от Александра Костина, он воевал где-то рядом с нами, в Литве. Борис получил письма от моей сестры Фаины, а перед новым наступлением получил письмо от матери из Батуми. Были у нас и свободные минуты, когда танкисты собирались к столу, сделанному из жердей, и начинали играть в карты – «забивать козла». Играли, как правило, шестеро, а остальные стояли рядом и болели за друзей. Однажды Борис Иванов отмочил номер нам. Откуда-то шёл он и, подойдя к играющим, обошёл вокруг стола, а потом спросил, обращаясь ко всем: «Сколько времени?». Все хотели ответить ему, потому что его уважали в части, но все стали недоумённо смотреть друг на друга – часов не было ни у кого. Не нашёл на месте я и свои часы, на которые смотрел только перед приходом Бориса. А Борис смеялся над нами, обзывая «растеряхами». Игра остановилась, каждый шарил по карманам, искал часы, но их не было. Смеясь, Борис выложил на стол из своего кармана все наши часы и ушёл в свой шалаш. Все удивились, когда он успел снять часы с рук и вынуть из карманов. Я, взяв свои часы, пошёл к Борису и спросил его, когда он смог снять часы. Он сказал, что до войны учился в цирке, и что после войны покажет много фокусов, которые сейчас показать нельзя.
В конце июля 1944 г. подошёл эшелон с пополнением, и где-то в районе Вильно его разгрузили. Я в это время ещё находился со штабной машиной на месте отдыха. Только утром следующего дня мы приехали в Вильно, остановились в центре на площади. Я посмотрел площадь, побывал на молебне, который шёл во дворе. Танки начали наступление в направлении на г. Ковно (Каунас – прим. М.В.), а 1 августа освободили город. Преследуя отступающего противника, бригада повернула на север, параллельно р. Дубисе.
Штабы двигались за передовыми частями, а мы с адъютантом штаба Досымбетовым ездили в роты, собирали донесения, уточняли обстановку на местах. Я как-то поделился с лейтенантом, что хочу уйти опять в экипаж, потому что мои друзья все приняли экипажи и воюют, и, вдобавок, мне не нравилось работать под началом капитана Донченко. Мне казалось, что он высокого мнения о себе как преподавателе академии. Правда, он отличался богатыми знаниями по математике, артрасчётам и отличной памятью. Досымбетов, очевидно, поделился с Донченко о моём мнении и, когда вечером мы собрались в штабной автомашине, начальник штаба стал уговаривать меня не уходить из штаба. Я высказал своё мнение. Тогда Донченко сказал мне: «Будет так, как я хочу, а не ты. У меня здесь ты можешь получить много наград, а на танке – только смерть».
Продолжение следует. Далее - часть 5.

sergofan

Спасибо, МАХХ.
Ошибки-описки по оригиналу, торопишься или Т9 шалит?

MAXX


ЦитироватьСпасибо, МАХХ.
Ошибки-описки по оригиналу, торопишься или Т9 шалит?
Пропустил  ::)

sergofan

Цитата: MAXX от 11 августа 2022, 04:29:28Пропустил  ::)
Сказал бы, проверял, заметит ли кто, читают ли. ;)

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 5.
3 августа 1944 г. в командование бригадой вступил полковник Павлюк-Мороз (Андрей Никифорович – прим. М.В.).

Наступая по восточной стороне р. Дубисы, бригада 8 августа подошла к реке и встала в мелколесье. Когда мы с Досымбетовым приехали во вторую роту 2го танкового батальона, нас увидел Борис Иванов, заменивший раненого заряжающего танка ещё 4 или 5 августа. Борис сказал, что у них сегодня убило командира танка. Я, оставив Досымбетова, ушёл искать комбата, майора Шведова А.В. На мою просьбу принять экипаж танка, Шведов дал согласие. Так мы с Борисом опять оказались в одном экипаже. Командиром роты у нас в это время был ст. лейтенант Чистобаев В.Д. (Василий Дмитриевич – прим. М.В.).
Утром 9 августа подошла походная кухня и накормила танкистов завтраком. После завтрака Борис от танка куда-то ушёл, и долго его не было. Я уже стал беспокоиться. Механик-водитель возился с ходовой частью, радист слушал передачу из Москвы, а мы с командиром орудия сидели у танка, разговаривали, вспоминая дом и родных. Примерно через час после ухода Бориса, нам сообщили, что он ранен и на машине отправлен в медсанбат. Я пошёл к командиру роты, а затем к комбату, узнать, как это случилось, потому что солдат, сообщивший нам о Борисе, сказал очень мало, подробностей он не знал. Мне сказали, что по приказу комбрига нужно было разведать брод через реку, чтобы переправить танки на западный берег. И вот на глаза попался сержант Иванов. Его знали в батальоне как умного, смелого и хитрого танкиста, для которого не существовало преград, даже на войне. Майор Шведов подозвал Бориса и сказал: «Иванов, надо разведать брод реки». Борис ответил: «Будет сделано». Комбат с берега из кустов показал, где нужно проверить дно реки, и Иванов туже пошёл выполнять приказ. Подойдя к крутому обрывистому берегу, Борис решил спрыгнуть к воде, ухватившись за куст ивняка, росший на берегу. Обрыв здесь был примерно около 3 метров. Когда Борис стал спускаться с обрыва, держась за ивняк, то на время повис, не достав ещё воды. В этот момент и настигла его разрывная пуля немецкого снайпера с другого берега. Пуля попала в правую ногу, и он упал на песок. Сначала попытался подняться, но не смог. Наблюдавшие за ним танкисты и автоматчики бросились ему на помощь и вынесли его на руках на берег. Осмотревший ранение санинструктор принял решение срочно отправить Бориса в медсанбат – требовалось срочное хирургическое вмешательство. Бориса положили на «Виллис» и увезли в медсанбат. Узнав подробности, я попросился у комбата навестить друга и узнать о его дальнейшей судьбе, но скоро вернулись санинструктор с шофёром и доложили комбату, что у Иванова раздроблена кость, нога подлежит ампутации. Комбат сказал мне: «Сейчас выступаем». Когда я вернулся в экипаж, там уже подошёл и новый заряжающий вместо Бориса. Вскоре прозвучала команда «по машинам!», и танки поодиночке пошли к пологому съезду к реке. Наша артиллерия открыла интенсивный огонь по западному берегу. Немцы тоже стреляли по нашему берегу, но танки на больших скоростях подходили к броду, переходили реку и сходу вступали в бой, уничтожая оборонительные укрепления немцев. Задержать переправу через Дубису немцам не удалось, хотя и не обошлось без потерь. Когда все танки переправились через реку, немцы начали отступать, хотя и сильно огрызаясь. Бригада наступала в направлении города Расейняй, освобождая хутора и населённые пункты южнее города. Немцы оказывали яростное сопротивление. Каждый хутор и лесной массив были начинены немецкой техникой. Наши танки, хотя и медленно, но продвигались вперёд, к городу. Город, как оказалось, был уже освобождён стрелковой дивизией, мы помогли только уничтожить очаги сопротивления на южных окраинах города и отбросить противника от города, местами до 5-7 километров.
Танковые батальоны 14 августа заняли оборону на окраинах города. 1й танковый батальон капитана Чистякова встал на территории кладбища рядом с прилегающими к нему постройками. 2й танковый батальон выдвинулся за город в поле, а одна рота заняла оборону на хуторе, примерно в семи километрах от города по дороге на Кельме. Около десяти танков расположились на окраине недалеко от женского монастыря. А вот где стоял 3й батальон майора Гейне, и я не знал.
Продолжение следует. Далее - часть 6.

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 6.
Вечером командирам танков и взводов было приказано подготовить матчасть и вооружение танков к наступлению, начать которое планировалось в пять часов утра. От выдвинувшейся вперёд на хутор танковой роты вечером было получено сообщение, что обстановка там сложная, что танкисты отбивают непрерывные атаки немецких пехотных частей, поддерживаемых танками. Но пока танкисты сдерживали свои позиции. Командование части совместно с командованием стрелковых частей на нашем направлении выдвинуло в поле боевое охранение, в основном, мотострелков-десантников нашей части. Это были солдаты, призванные в республиках Средней Азии: узбеки, туркмены, казахи. Многие из них плохо понимали русский язык, а некоторые знали только по несколько слов: винтовка, котелок, портянка...Службу ребята несли бдительно, но незнание русского языка подвело их. Около 4х часов утра со стороны противника стали подходить люди, одетые в форму советского солдата. Часовые окликнули подходящих: «Стой! Кто идёт?». Но подошедшие отвечали по-русски: «Свои». Часовые потребовали пароль: «Пропуска!». Те ответили что-то вроде винтовка или портянка. Услышав ответ по-русски, часовые не задержали подошедших, а пропустили в расположение части. Это оказались предатели Родины, служившие фашистам, одетые в нашу солдатскую форму. Шли они в наши тылы для совершения коварных замыслов немецкого командования. Подойдя к нашим танкам, они поднимались на броню танка, стучали в люк командирской башенки. На вопрос танкистов: «Кто?», предатели отвечали: «Откройте, я от комбата». Многие командиры, ничего не подозревая, открывали люк. Как только люк поднимался, предатели бросали внутрь башни гранату и сверху прикрывали люк. Взрывами гранат были выведены из строя несколько экипажей. Были убитые, но больше было покалеченных танкистов. В это же время немцы зажгли дымовые шашки, и поле на подступах к городу окуталось дымом, который танкисты сначала приняли за утренний туман. Но, когда прозвучали взрывы гранат в танках, а из-за плотной стены дыма стали выходить немецкие танки одной из отборных дивизий СС и почти в упор расстреливать наши Т-34, танкисты поняли свою ошибку, но было уже поздно. Только те танкисты, что проснулись раньше и, услышав глухие взрывы, поднялись над башенкой, увидев бегающих у танков предателей и подошедшие близко немецкие танки, открыли огонь по ним. Многие танки противника загорелись и были повреждены, но перевес в силе был у противника, и оставшиеся в живых экипажи стали отводить свои танки в укрытие, в город, нанося из укрытий ощутимы урон атакующему противнику. Как складывалась обстановка в 1м и 3м батальонах, я узнал только позднее и описывать не буду, только скажу, что большинство экипажей 1го танкового батальона на территории кладбища были выведены из строя предателями Родины «власовцами». А оставшиеся в живых командир взвода лейтенант Краюшкин Саша и командир танка младший лейтенант Конин Николай, укрывшие свои танки в кирпичном сарае недалеко от кладбища, точным огнём своих орудий уничтожили несколько немецких танков и много пехоты врага. Только эти два танка и смогли выйти целыми из окружения. В нашем 2м танковом батальоне обстановка была, может, чуть лучше, чем в 1м батальоне. Прервалась связь с танковой ротой, выдвинувшейся вперёд. Так нам и осталось ничего не известно о судьбе танкистов этой роты. Живы ли кто-то из них?
Танки, расположенные в укрытии на окраине города, были тоже потрёпаны «власовцами» и вышедшими из дымовой завесы немецкими «тиграми», но другие танки встретили фашистов дружным огнём своих орудий и пулемётов. Танкисты вели жестокий бой с танками противника, но силы были неравными, и, несмотря на маневрирование оставшимися боевыми машинами командиром батальона майором Шведовым А.В., их оставалось всё меньше и меньше. К 8-10 часам утра в боевом состоянии осталось, кажется, всего два танка. На поле, где стояли сгоревшие Т-34, стояло не меньше уничтоженных нами немецких танков. Мой экипаж долгое время был в лучшем положении, чем другие. Мне в эту ночь что-то не спалось. Уже около 4-х часов утра я не спал, и, чтобы не нарушать покой боевых друзей, продолжал сидеть в башне. А спали экипажи на своих боевых местах в танке. Почему-то в это утро я думал о матери, о родных, о доме. Когда услышал глухие взрывы невдалеке, я приоткрыл тихонько люк командирской башенки и поднялся над ней. Первое, что я увидел, это поле, окутанное сплошной стеной тумана, да перебегавшие отдельные группы солдат. Присмотревшись внимательно, я увидел солдата, стоявшего на броне соседней с нами машины, замаскированной в ста метрах от нас в кустах. Вначале я и не подумал, что перебегающие солдаты – это диверсанты, но увидел, что стоявший на броне танка что-то бросил в только что открывшийся люк башенки и сразу же спрыгнул с танк на землю. Прозвучал глухой взрыв в танке. Тут-то до меня дошла мысль, что это враги в форме советского солдата. По ТПУ я крикнул экипажу: «Подъём! К бою!» и ногой толкнул командира орудия, а он передал сигнал водителю, толкнув ногой его. Взревел двигатель танка, и в этот же момент в башню ударил немецкий снаряд, но хорошо, что рикошетом – ушёл в сторону. Я опять быстро поднялся над люком и увидел, как из тумана (это оказалась дымовая завеса, устроенная немцами) показался силуэт немецкого танка. Я скомандовал экипажу: «Впереди по ходу в тумане «тигр». Бронебойный заряжай!». Командир орудия быстро нащупал цель, а заряжающий подал в ствол орудия снаряд. Прозвучал выстрел, затем другой, третий. «Тигр» остановился, а через некоторое время был объят пламенем. Но я уже видел на поле вышедшими из-за дымовой завесы несколько немецких танков. Они вели огонь в нашу сторону. За танками появилась немецкая пехота. Но оживились другие наши танки, открыли огонь по фашистам. Это приостановило на время темп наступления немцев. Появились ещё повреждённые немецкие танки. Но горели уже и наши Т-34. Некоторые Т-34 стали пятиться к постройкам в укрытие, не ослабляя огня из орудий и пулемётов. По нашему танку стреляли уже несколько танков с разных сторон. Некоторые снаряды мы ощущали, другие пролетали мимо. Я дал команду водителю отойти назад в черту города и встать у деревьев – то ли это был парк, то ли сад с немолодыми деревьями.
Водитель сначала попятился назад из кустов, а проехав более ста метров, стал делать разворот. Командир орудия и радист в это время вели огонь по наседавшим фашистам из всех видов оружия. В момент разворота и получили мы удар болванкой, от которой танк загорелся. Я приказал экипажу покинуть танк. Уже на земле оказалось, что двое из экипажа ранены – водитель и радист. Я не указываю фамилии членов экипажа, ибо не запомнил ни одного, так как воевал с ними всего семь дней. Раненых мы отвели к деревьям подальше от горящего танка, сделали перевязку ран и усадили возле дерева. В танке начали рваться остатки снарядов из нерасстрелянных. Взрывом сбросило с танка башню с пушкой. Так я опять остался без танка. Пробежавший мимо танкист крикнул нам, что командир батальона приказал собираться всем в здании монастыря, до которого было около трёхсот метров. Потихоньку пошли туда и мы своим экипажем.
Продолжение следует. Далее - часть 7.

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 7.
В монастыре собралось уже много танкистов, пехотинцев, десантников-автоматчиков и солдаты других родов войск. Здесь я увидел своего командира батальона майора Шведова А. и своего друга, лейтенанта Подгорного В.И., который лежал едва живой. В теле его, как мне сказали, насчитали 18 осколочных ранений. Командование над всеми, кто собрался в стенах монастыря, взял на себя пехотный командир в звании подполковника или майора. У него в монастыре была развёрнута радиостанция. По просьбе майоров Шведова и Гейне, радист связался по рации по позывным танкистов с командиром 29го танкового радиуса генерал-лейтенантом Малаховым Ксенофонтом Михайловичем, который, как сказали нам, пообещал прислать в помощь нам 32ю танковую бригаду. Обстановка в городе, да и в монастыре, была критической. Не было у нас оружия, кроме подобранного у убитых, кончались боеприпасы, не говоря уже о питании. Немецкие танки стреляли уже по зданию монастыря, но толстые стены здания надёжно защищали нас от снарядов. Были случаи, когда снаряд пролетал через окно, тогда на головы солдат обрушивались, кроме осколков, штукатурка и щебень битого камня. Тогда солдаты и офицеры устремлялись в подвальные помещения. То же творилось и в здании костёла, недалеко от монастыря, тоже заполненного танкистами без техники и солдатами. Два оставшихся в боевом состоянии танка заняли оборону невдалеке от монастыря и вели огонь по танкам и пехоте противника. Около полудня заместитель командира батальона по политчасти в подвалах монастыря обнаружил два мешка советских бумажных денег и около двух пудов разменной монеты. Он приказал экипажу одного танка подъехать ближе к монастырю и, погрузив деньги в танк, хотел увезти их в тыл, но мы, узнав замысел капитана, успели на броню танка поднять тяжелораненого лейтенанта Подгорного В.И. и помогли подняться другим раненым танкистам. Васю положили на жалюзийную решетку над моторным отделением. Легкораненые придерживали его. Танк тронулся. Но уехать в тыл он не смог. На перекрёстке улиц он попал под огонь немецких танков и загорелся. С верхних этажей здания кто-то увидел, как некоторые раненые стали спрыгивать с брони, но всели спрыгнули, они не видели, пришли к нам и сказали о гибели танка. Мы тогда посчитали, что лейтенант Подгорный В.И. погиб вместе с танком, ибо сам он двигаться не мог. После выхода из окружения командир батальона майор Шведов А.В. оформил наградной лист на Подгорного В.И. за совершённый в бою подвиг, а через месяц пришёл приказ о награждении Василия Подгорного орденом Отечественной войны I степени посмертно. Однако, забегая вперёд, скажу, что Вася остался жив. Помогли танкисты стащить его с горящей машины, отнесли в сторону дома, а вскоре немцы пленили их всех. Об этом он написал мне в апреле 1945 года из госпиталя г. Кунгур, Молотовской области (с 8 марта 1940 года по 2 октября 1957 года название Пермской области – прим. М.В.). Часть наша добивала фашистов тогда в Восточной Пруссии, г. Гдыне. В лагере военнопленных, как писал он, на его счастье, оказался советский врач, который рискнул повытаскивать часть опасных осколков из тела, а потом лечил Васю. Когда Васе стало легче, немцы его, вместе с другими пленными, перевезли в Германию, а в феврале 1945 года они были освобождены нашими войсками.
Около 12 часов дня пехотный командир вместе с майором Гейне опять связались по рации со штабом 29го танкового корпуса. Их опять успокоили: «К вам идёт на помощь танковая бригада». Но помощи пока никакой не было. Уничтожен был и последний танк Т-34, защищавший подход к монастырю. Теперь все, кто остался в живых, сосредоточились только в стенах монастыря и костёла. Немецкие танки подошли близко к зданию монастыря и начали стрелять по окнам. Находившиеся в монастыре спускались вниз, в подвалы. Там было безопаснее. Наверху оставались только наблюдатели да снайперы. Ближе к вечеру, немцы обстрел прекратили. Один «тигр» поставили близко к выходу из здания, пушкой в сторону дверей обители. Началась осада здания. Около 16 часов, как увидели наблюдатели, в город подошли заправщики с горючим для танков, и немцы начали заправку. Снайперы и солдаты с верхнего этажа пытались стрелять в заправщики и по офицерам, но патроны были на исходе. Пришлось их экономить. В это время над городом появились советские штурмовики ИЛ. Они развернулись и, пикируя на места скопления немецких танков, начали обстреливать их ракетами типа «Катюша». Во многих местах в городе загорелись немецкие танки и заправщики с горючим. Горючее стало разливаться из пробитых пулями цистерн и потекло по дороге. Нам. Наблюдавшим с верхнего этажа здания, казалось, что горит камень на дороге. Радовались мы все помощи лётчиков. Фашистские зенитки изрыгали в небо сплошные очереди огня, но лётчики уворачивались удачно. Только один самолёт вышел из пике с дымным хвостом и, отлетев в сторону поля, загорелся. Лётчик покинул самолёт и на парашюте стал спускаться на поле. Фашистские солдаты бросились к месту приземления лётчика. Все, кто имел в монастыре винтовки и патроны, открыли прицельный огонь по немцам, пытаясь не допустить их к летчику. Были расстреляны последние патроны. Оставили кое-кто только по 1-2 патрона для себя, чтобы не сдаться немцам живым. Судьба лётчика нам неизвестна, ибо место приземления его нам не было видно. Всего вероятнее, немцы его пленили. Чтобы «успокоить» нас, немцы открыли огонь из танков с близкого расстояния, пытаясь попасть в пролёты окон. Мы сначала прижались к стенам, которые были непробиваемыми для снарядов танковых пушек, а потом поступил приказ всем, коме наблюдателей, спуститься в подвальные помещения, где скрывались весь день монашки. Монашки, в основном, пожилого возраста, только одна среди них была молоденькая и очень красивая, которую оберегали от солдат старые монашки. Солдаты, когда видели эту красавицу, заглядывались на неё, но старушки быстро уводили её в другие помещения и закрывались.
Продолжение следует. Далее - часть 8.

MAXX

#Бессмертныйполк #ДеньПобеды #МойПолк
Из воспоминаний командира среднего танка 32-й танковой бригады лейтенанта Михаила Ивановича Елисеева.
Впереди - Литва. Июль-сентябрь 1944 года. Часть 8.
Обещанная корпусом помощь так и не подошла. Пехотный командир около 23 часов собрал всех офицеров для совета, на котором решили ночью выйти из монастыря, за городом у кладбища разделиться на три группы и выходить из окружения разными путями. Около полуночи все собрались у выхода, но выходить медлили. Ведь «тигр» своей пушкой смотрел прямо на нас. Первым решил пойти в разведку старший танкист. Он вышел из обители и, пригнувшись низко к земле, подошёл к «тигру». Никто в танке не обнаружил себя. Были ли в нём танкисты –вопрос. Старшина стал звать, махая рукой, и солдаты цепочкой стали выходить из дверей обители и тихо проходили мимо бортов «тигра». Так все вышли в поле. Некоторые солдаты уверяли, что видели на броне танка немца с автоматом, но он почему-то не стрелял по нам. Я же сам, проходя, никого не видел, хотя и не уверен, что в танке никого не было. Может, немцы не хотели нам смерти или перепугались сами нашего приближения. В районе кладбища все вышедшие из монастыря разделились на три группы, каждая выходила к своим по своему маршруту. Как выходили две другие группы, я не знаю. Одна из групп, как говорили позднее в бригаде, при выходе, попала на засаду немцев и была сильно потрёпана. Возглавляли группы старшие офицеры. Я выходил в группе пехотинцев, которую возглавлял их командир. Наша группа вышла из Расейняй, имея минимальные потери. Помогла в этом нам капуста, т.е. мы шли полем, где росла капуста. Немецкое боевое охранение периодически бросало осветительные ракеты в сторону реки Дубисы, изредка давая очередь из автоматов, видимо, для отпугивания наших солдат, находившихся за каким-то ручейком или небольшой речкой с болотистыми берегами. Наши солдаты с восточного берега почти не стреляли. Было тихо. Ориентируясь на ракеты, мы шли вначале в полный рост, а, подойдя ближе к немецкой обороне, легли и стали осторожно, бесшумно ползти. Немцы, выстрелив осветительной ракетой, дав ещё и очередь, снова опускались в окоп. Очевидно, они решили позабавиться капустой, жевали её. Хруст капусты в ночной тиши был слышен далеко, по нему мы ориентировались, где находится боевое охранение, и обползали их. Так нам удалось благополучно доползти до низины и по заболоченному берегу перебраться на восточный берег реки. И здесь старались идти тихо, но кто-то или упал в воду, или на что-то наткнулся и наделал шума. Боевое охранение советских частей первым открыло на шум стрельбу в нашу сторону. Немцы тоже всполошились, подняли осветительные ракеты и открыли автоматный и пулемётный огонь по восточному берегу. Пули с обеих сторон летели выше над нашими головами. Мы все залегли в болотине, крепко прижавшись к жиже. Те, что шли впереди, начали кричать своим солдатам, чтобы они прекратили стрелять в нашу сторону. Но, очевидно, за стрельбой не было слышно наших. Стрельба с обеих сторон длилась долго. Мы уже продрогли в воде. Стрельба с нашего берега прекратилась как-то вдруг, очевидно, кто-то из выходившись, подполз к боевому охранению. Немцы же ещё продолжали стрелять, но мы поодиночке ползком из низины поднялись в окопы нашей пехоты. Солдаты боевого охранения кто чем мог угощали нас. А к утру мы уже были в расположении тылов бригады. Кто привёл нас туда, я не обратил внимания, шёл по инерции, как будто во сне. Нас тут же накормили и разрешили лечь отдохнуть. Легли прямо в лесу, кто где нашёл удобное место у дерева. Уже днём, наверное, каждого из вернувшихся танкистов расспрашивали работники контрразведки «СМЕРШ». Мне задавали вопрос: «Где был в этот день полковник Павлюк-Мороз?» и ещё много вопросов. Я ответил, что полковника не видел весь день, а где он был, мне неизвестно. Только позднее мне офицер связи бригады лейтенант Малышев Н.Т. рассказал, что полковник Павлюк-Мороз ещё вечером накануне рокового дня приехал с передовой в штаб и переночевал там. Рано утром он с ротой танков ехал в сторону города к своим подразделениям, но был остановлен огнём немецких орудий и танков. Павлюк-Мороз приказал укрыть танки в лесочке недалеко от хутора. Подготовив танки к отражению атаки немцев, полковник Павлюк-Мороз вместе с адъютантом Пастуховым вышел на опушку берёзовой рощицы и наблюдал, как фашистские танки уничтожают наши танки, выйдя из плотной завесы дыма. Он приказал бывшим с ним танкам вести огонь из орудий по наступающим немецким «тиграм». На огонь немцы ответили сильным артогнём по рощице. Снарядом была срезана берёзка недалеко от комбрига. Командир бригады, видя сложившуюся ситуацию, промолвил: «Погибнем все». Лейтенант Малышев вспоминает, что находился он в этот период в танке и, когда немцы усилили огонь по командному пункту, он заметил вспышки выстрелов орудия, замаскированного в сарае, что примерно метрах в восьмистах от него. Навёл танковую пушку по цели и выстрелил. Цель была поражена. Это оказался немецкий танк «тигр». Чуть позднее, ему удалось уничтожить орудийный расчёт немцев. Хорошо стреляли и другие танки. Но изменить обстановку комбригу не удалось. 15 августа 1944 года стал трагическим днём в истории нашей прославленной 25й танковой бригады, за что поплатились жизнью многие наши боевые товарищи, а командир бригады полковник Павлюк-Мороз и командир 1го танкового батальона капитан Чистяков в конце августа 1944 года Военным трибуналом фронта были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. Суд Военного трибунала проходил в здании крупного, свободного сарая на хуторе в Латвии, куда бригада была переброшена вместе с частями 5 гвардейской танковой армии. На суде присутствовали только офицеры части. Собралось более стал человек. Когда зачитали приговор трибунала в сарае, все офицеры поднялись и высказали своё несогласие с приговором. Но военный прокурор и трибунал быстро удалились из сарая через дверь, находившуюся в 3х метрах от них. Конвой увёл осуждённых.
Продолжение следует. Далее - часть 9.